Дикон Шерола - Союзник

— Приходил?

— Да, во сне.

— Приходил или приснился? — уточнил Дмитрий. Ему показалось, что Эрик начинает бредить.

Услышав этот вопрос, Эрик слабо усмехнулся:

— Я не спал… Если… «Блуждающий во сне».. Приходит… его видно так же отчетливо… Как ты… Сейчас видишь… Меня…

Последний отрезок пути дался Эрику особенно тяжело. Обезболивающее хоть и принесло временное облегчение, но сил оно не прибавляло. Фостер стремительно слабел, и вскоре им пришлось остановиться, чтобы немного передохнуть.

Бледный, как полотно, наемник прижался щекой к холодной стене тоннеля и закрыл глаза. На лбу у него выступила испарина, голова кружилась, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Слабость растекалась по телу, подобно яду, который превращал кости в клочья ваты, а сознание — в сплошное черное пятно.

Дмитрий опустился подле Эрика и принялся терпеливо ждать, когда парень немного оклемается. Теперь уже они были в относительной безопасности. Здесь машины «процветающих» не могли их достать, а «костяные» никогда бы не посмели приблизиться. Действие «эпинефрина класса А» произвело феноменальный эффект, и, хотя Лесков пока еще мог лишь догадываться об этом, он понимал, что без этого препарата его и Эрика уже давным давно растерзали.

Взглянув на часы, Дмитрий на всякий случай вколол себе еще одну ампулу. До базы оставался внушительный кусок, поэтому мужчина не стал полагаться на удачу. Инъекция вызвала уже привычное учащенное сердцебиение, и в этот момент Дима поймал себя на мысли, что его раненая рука больше не болит. Удивленный своим открытием, он поспешно размотал лихтиновую ткань, однако чешуя на его коже никуда не исчезла.

«Если бы эта сыворотка еще и залечивала раны, получилось бы слишком сказочно», — с некоторым разочарованием подумал Дмитрий. Но, видимо, в качестве обезболивающего эта штука все-таки могла послужить. Во всяком случае, после инъекции боль на время отступала.

Дмитрий снова взглянул на часы. Прошло уже около пятнадцати минут, поэтому пора было будить Фостера и двигаться дальше. Наемник попытался было воспротивиться, однако Лесков буквально насильно поднял его на ноги и повел дальше.

— Ну и… Где эта… хваленая… русская… доброта? Даже… сдохнуть спокойно… не дадут… — еле слышно пробормотал Эрик.

— Успеете еще, — обнадежил его Дима, на что Фостер тихо усмехнулся.

— Намек на то… Что меня ваши… грохнут?

— Если вы хотя бы для разнообразия будете держать рот в закрытом положении, у вас появится хотя бы минимальный шанс избежать столь неприятной участи.

— Они… в любом случае… ненавидят… меня.

— А вы перестаньте провоцировать всех, кто попадается вам на пути. Я понимаю, что в ваши планы не входило воевать на стороне русских, но иногда обстоятельства играют против нас. Приходится подстраиваться. Относитесь ко всему философски, Эрик. Я вот тоже не планировал жить в катакомбах и носить вместо «Бриони» лихтин.

— Ты мог… быть… сейчас в Сиднее, — Фостер слабо усмехнулся. — А мне бы… мне бы не пришлось… тащиться сюда… чтобы тебя… убить… Так что… Это твоя вина… Ни себе… Ни людям.

— Единственная поговорка, которую вы применили по назначению, — заметил Дмитрий.

— Идемте, Эрик, мы почти у цели.

Фостер еле заметно кивнул, чувствуя, что силы, подаренные той недолгой передышкой, снова иссякли. Он толком не помнил, как Дмитрий ввел его в лифт, как позволил ему опуститься на пол, как затем его укладывали на носилки. Голос Барона доносился до него, как в тумане, а затем Эрик провалился в черную яму забытья.

— Сомневаюсь, что в этом госпитале найдется хотя бы один врач, который захочет ему помогать, — мрачно произнес один из солдат, держащих носилки. — Если бы не мое к вам отношение, Дмитрий Константинович, я бы не стал исполнять ваше распоряжение. В жизни бы не прикоснулся к этой американской гниде. Пусть подыхает, мразь!

Дмитрий ожидал подобной реакции. Эмоции солдат были буквально выгравированы на их лицах, когда двери лифта отворились, и они увидели в кабине Эрика. Уже все на Спасской знали, что случилось с Кириллом Матвеевичем, и в его смерти люди винили исключительно Фостера. Они называли его крысой, предателем, который «исчез» при виде «костяных» и тем самым подставил под удар своего командира.

Ермакова-старшего уважали, как его начальство, так и подчиненные. Для кого- то этот человек стал примером для подражания, для кого-то — хорошим другом и наставником, а для кого-то немного отцом, который всегда мог найти нужные слова поддержки. После падения Адмиралтейской Кирилл Матвеевич изо всех сил старался приободрить отчаявшихся солдат, вернуть им боевой дух, вдохнуть в них хотя бы тень ушедшей надежды. Этот человек жил, как герой, и погиб такой же героической смертью. Он никогда не прятался за спины солдат, последним оставлял поле боя и, казалось, никогда в жизни ничего не боялся. И почему-то именно такому человеку было суждено погибнуть от предательства чужака, которого Лесков с каким-то неадекватным упрямством продолжал защищать.

Двуликая тварь, которую Дмитрий так недальновидно пригласил в свои союзники, видимо, обладала недюжим актерским талантом и умела располагать к себе. Солдаты были уверены, что он что-то наплел Лескову о том, что у него не было другого выхода, что «костяные» бы его разорвали… Но выход был всегда. Если бы у Эрика хватило мужества принять удар на себя, Кирилл Матвеевич выиграл бы спасительные секунды и, быть может, сумел бы скрыться. Вот только Фостер этого не сделал, и даже его тяжелое состояние не могло смягчить сердца людей.

— Удивлюсь, если он вообще переживет эту ночь, — произнес второй солдат, с презрением взглянув на раненого. — Вы, извините, Дмитрий Константинович, но вы совершили страшную ошибку, притащив его сюда.

— Мне стоило остаться с ним наверху? — прохладным тоном поинтересовался Дмитрий. Они шли по направлению к госпиталю, и Лесков понял, что лучше сопровождать Эрика до самой палаты.

— Зачем вы вообще пошли наверх во второй раз? Эта тварь убила Ермакова!

— Ермакова убили «костяные».

— По вине этого выродка! Если бы он не «исчез», Кирилл Матвеевич был бы жив. Эта американская сука сбежала, оставив его на растерзание! Я видел запись собственными глазами!

— Значит, посмотрите еще раз, — ответил Лесков, отчеканивая каждое слово. — Если вы и во второй раз ничего не поймете, то я вам объясню.

— Нет уж, объясните сейчас! Нам очень интересно, почему вы оправдываете этого ублюдка! — снова вступил в диалог первый солдат.

— Потому что, когда пала Адмиралтейская, я так же оправдывал вас, «спасских». Что-то вы не бросились к нам на помощь, когда нас рвали «костяные». Кажется, ваше руководство сочло подобное геройство бессмысленным, ведь у вас, как и у Фостера, не было необходимого оружия…