Дикон Шерола - Дети подземелья

Мужчины растерянно переглянулись.

— Какие… Какие еще варианты? — Дмитрий попытался придать своему голосу уверенности, но в этот раз он снова предательски дрогнул.

— Да не знаю я! Не знаю! — Ермаков-младший все еще стоял у стены, не в силах поверить, что дверь могла так просто исчезнуть. — Они нас замуровали здесь!

— Что насчет других тоннелей? — Лесков цеплялся за последнюю надежду, однако внезапно Альберт жестом попросил его замолчать. Вайнштейн попытался сконцентрироваться непосредственно на энергетике раненых, которых якобы должен был перевозить поезд четвертого тоннеля. И в тот же миг буквально наяву ощутил жуткую боль во всем теле. Казалось, рваные раны, оставленные зубами и когтями «костяных» покрыли каждый миллиметр, и Альберт едва не закричал. Как же он ненавидел «побочный эффект» своей способности. Сейчас ему казалось, что у него до костей изгрызены руки и ноги, вырван кусок плоти из бедра, переломано несколько ребер. Энергетика крови, смерти и хаоса разливалась повсюду, заставляя Альберта утопать в ней и захлебываться.

А затем до него внезапно дошло, что именно не так с этим четвертым тоннелем. Вайнштейн точно знал, что где-то здесь все еще находится поезд. Он буквально наяву ощущал холодную металлическую поверхность последнего вагона, запах креозота и боль истерзанных пассажиров. Возможно, если бы сейчас он закрыл глаза, то отчетливо услышал бы слабые стоны раненых и короткие приказы старших военных. Да, поезд все еще был здесь. Осталось только его найти.

На миг Вайнштейн действительно закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от всего постороннего. Сам того не осознавая, он вытянул вперед руку, невольно напоминая какого-то ряженого экстрасенса из телевизионной передачи. А затем Альберт обратился к своим спутникам.

— Они включили голограмму, чтобы «костяным» было сложнее их найти! — с этими словами он открыл глаза и уже уверенно произнес, — Вон же проход!

Врач указал пальцем на абсолютно ровную, обшитую серым кафелем стену, и мужчины недоверчиво посмотрели на то место, в пяти метрах от которого стоял Алексей.

— Голограмма? — недоверчиво переспросил Иван. — Слышишь, Дим, не все так плохо! Может, мы еще свалим отсюда живыми и невредимыми… То есть почти невредимыми.

— Слава Богу! — вырвалось у Тимура. Он вытащил из-под рубашки свой нательный крест и прижал его к губам. — Не знаю, как ты узнал про голограмму, доктор, но тебя нам точно Бог послал!

Он нервно рассмеялся, когда Альберт, точно призрак, с легкостью прошел сквозь стену, и за ним шагнули остальные. Через миг они оказались на железнодорожных путях. Несколько солдат все еще суетились, занося в поезд оставшихся снаружи раненых, но с первого взгляда было понятно, что больше они здесь задерживаться не собираются.

Заметив появившуюся группу, один из солдат грубо выматерился и машинально направил оружие на Альберта.

— Кто такие? Как вы вычислили голограмму?

— Шумите вы больно! — резко ответил Альберт, решив ничего не объяснять. Если ему и придется кому-то рассказывать свою тайну, пусть это хотя бы будет кто-то повыше званием.

На мгновение воцарилось неприятное напряжение, но вот в разговор вмешался Алексей. Когда он назвал свою фамилию, лицо солдата резко переменилось, и он опустил оружие.

— Простите, не признал, — виновато произнес военный. — Нам сказали, что вы ушли через шестой тоннель. У нас ведь тут только раненые.

— Вот наш раненый, — огрызнулся Иван, кивком головы указывая на Лескова. — Катит в качестве пропуска?

— Заходите. Только осторожнее. На полу тоже пострадавшие!

Наконец дверь, ведущая в четвертый тоннель закрылась, и вскоре поезд тронулся. Адмиралтейская осталась позади, в одночасье превратившись в обитель «костяных», трупов, да тех, кому не посчастливилось не успеть на свой «последний поезд».

Опустившись на пол и прижавшись спиной к стене вагона, Дмитрий устало закрыл глаза. Ему до сих пор не верилось, что все осталось позади, и теперь можно было перевести дух. Весь ужас отрезала тяжелая металлическая дверь, и на Лескова обрушилось какое-то тупое равнодушие. Единственное, что Дмитрий продолжал ощущать, была дикая боль в распоротом боку. От слабости парня слегка подташнивало, а голову словно накачали гелием. Безумно хотелось спать.

— Эй, ты как? — услышал он голос Ивана. — Пить хочешь?

Лесков едва заметно отрицательно покачал головой. Он бы куда с большей охотой принял какое-нибудь обезболивающее. Впрочем, сейчас об этом грезили едва ли не все пассажиры этого поезда. Все они отчаянно цеплялись за жизнь, но в отличие от Димы ни у кого из этих несчастных не было ни чешуи, ни повышенной регенерации.

— Морозова не видел? — еле слышно спросил Дмитрий, обратившись к Ивану. Тот удивленно посмотрел на друга.

— Который тебе роботов давал?

Лесков едва заметно кивнул.

— Видел. Он ушел вместе с Ромкой и Викой. Кажется, его мать убили. Во всяком случае он ревел. Знаешь, в такие моменты я даже радуюсь, что рос в детдоме, а мои родители были долбаными алкашами. Хотя не знаю, смог бы я бросить их здесь. Какими бы ублюдками они ни были, они ведь все равно мои родители. Моя семья.

— Не смог бы, — слабо отозвался Лесков.

Иван криво усмехнулся:

— Олег говорил, что лично убил бы свое семейство, если бы встретил их еще раз. Я смотрел на него и думал — сильный он. А сейчас понимаю, врал. Одно дело — ненавидеть их, когда у них все хорошо. Другое дело, ненавидеть, когда все плохо.

— А Георгия видел?

— Ты уже спрашивал. Нет, не видел. Зато мелкий Лось точно с Викой в тоннель ушел. Может, и он успел. А, может, в каком-нибудь из вагонов этого поезда.

— А жена его?

— Без понятия… Послушай, нужно что-то с твоей раной делать. Я понимаю, что кровотечение остановилось, но как-то же надо лечить. Или хотя бы перевязать.

— Не надо. Само затянется.

— Охренеть! — в голосе Ивана послышалось облегчение и удивление одновременно. Он все еще не мог привыкнуть, что его лучший друг оказался каким-то странным существом. — А чего она у тебя такая синяя?

— Мне откуда знать, — устало ответил Дмитрий. Иногда Бехтерев в упор не замечал, что сейчас у его собеседника нет настроения общаться.

— А других цветов тоже бывает?

Лесков молча кивнул.

— Что? Даже голубые бывают? — не унимался Иван.

— Я только черного видел.

— А чего ты не черный?

— А ты почему не негр? — не выдержал Дмитрий.

— У меня вообще-то оба родителя белые.

— А у меня, значит, синие, — от этой идиотской фразы Лесков невольно усмехнулся, и Иван улыбнулся в ответ. Болтовня, которая поначалу показалась Дмитрию глупой и неуместной, на самом деле была направлена на то, чтобы помешать ему потерять сознание. Иван боялся, как бы его друг не вырубился и потом уже не проснулся. Нечто подобное он уже переживал. На одной из «стрелок» был ранен его с Олегом общий друг, Андрей Медведев, по прозвищу Косолапый. Он тоже хотел спать, и ему это позволили. Вот только когда пришло время будить его, Андрей уже не проснулся.