Макс Глебов - Луна цвета стали [СИ]

Потеряв семь машин из десяти, немецкие пилоты не отказались от намерений ссадить нас с неба. Их тяжелые двухмоторные истребители пытались перерезать нам путь к цели, и с этим нужно было что-то делать. Никто из моих летчиков их не видел, а заказать еще один залп тридцатой батареи я не мог — с большой вероятностью шрапнель смела бы и нас самих.

Имелись, правда, и хорошие новости. Отбомбившиеся Пе-2 внесли хаос в систему огня немецкой артиллерии, и больше по нам с земли не стреляли, опасаясь накрыть свои же ночные истребители.

Мы стремительно сближались с противником. Немцы не стали отвлекаться на одиночные бомбардировщики, разлетевшиеся в стороны от основного курса. Они упорно шли на нас, надеясь, что мы их не видим. Во многом они были правы — видел их только я.

— Вправо девяносто! — приказал я, отворачивая в сторону от цели.

Вернуться на боевой курс мы могли и позже, а вот выходить в лоб на двухмоторные «мессершмитты» не было никакого резона, ведь прямо по курсу я из своего пулемета стрелять не мог.

Восемьсот метров. Для ШКАСа далековато, но пора открывать огонь, иначе еще кто-то из наших отправится на встречу с землей.

Очередь! Трассер уходит в ночь. Никто, кроме меня не видит врага, но общее направление известно, и ко мне присоединяются пулеметы других бомбардировщиков. Толку от этого огня практически нет, но теперь немцы, по крайней мере, не сосредоточат весь огонь на моем Пе-3.

— Попаданий не зафиксировано, — выдает подсказку Летра, но я ее не слушаю, продолжая посылать навстречу врагу короткие очереди.

Пятьсот метров. Немцы начинают нервничать, что неудивительно. Трассеры мелькают вплотную к стеклам их кабин. Еще несколько секунд и они тоже откроют огонь… Есть! Ведущий «сто десятый» ловит мою очередь левым двигателем. Вспышка! Самолет все еще продолжает лететь вперед, но двигатель пылает, разбрасывая в стороны струи огня, которые мгновенно сносит назад набегающий поток воздуха. Этот уже не боец.

Очередь! На этот раз не так удачно. Пули вспарывают правому «мессершмитту» обшивку крыла, но он продолжает атаку, ведя огонь из двух двадцатимиллиметровых пушек. Его камрад, идущий слева, тоже открывает огонь.

И тут везет уже нам. Наверное, это фортуна возвращает нам должок за тот случайный бракованный снаряд, вырвавший из нашего строя один из бомбардировщиков. Выпущенная «куда-то туда» очередь одного из разведчиков перечеркивает кабину единственного оставшегося неповрежденным «сто десятого». Вычислитель тут же окрашивает его метку серым — пилот мертв, экипаж выведен из строя, а значит, угрозы этот противник уже не представляет.

Последний немец понимает, что остался один против семерых. Расклад ему явно не нравится, а пробитое пулями крыло дает повод выйти из боя без потери лица. Мессер сходит с боевого курса и пытается выйти из боя. Очередь! Теперь какие-то клочья летят от одного из хвостовых килей «сто десятого». Истребитель рыскает на курсе, пытаясь выйти из-под огня. Очередь! В этот раз пули ложатся в цель, но немец продолжает управляемый полет, пытаясь уйти со снижением. Ну и пусть валит, не до него сейчас.

— Девяносто три влево! — я возвращаю группу на курс.

Вот она, «Дора»! Почти полторы тысячи тонн металла, воплотившего в себе вершину местных технологий. Глубокая траншея разрезает пополам пологий холм. Орудие стоит на двух железнодорожных колеях, прячась между отвесными стенами рукотворного ущелья. А вот и транспортно-заряжающая платформа и вагоны со снарядами. Все укрыто в траншее — взять можно только прямым попаданием.

Снизу бьют зенитки, но нас немцы пока не видят и пользуются только данными звукоулавливателей. По небу рыскают четыре прожекторных луча. Все это уже не может нас остановить.

— Летра, работай. Схема прежняя. Мне нужны качественные снимки того, что здесь произойдет. Ты уж постарайся.

— Выполняю.

— Влево восемьдесят, набор до шести тысяч, — приказываю я Кудрявцеву.

Для нашего Пе-3 задач здесь больше нет, и лезть под бесноватый огонь зениток смысла я не вижу. Летра отдает лаконичные приказы пилотам. Бомбардировщики заходят на цель вдоль оси гигантской траншеи. Разведчики немного отстают и смещаются вправо со снижением. По плану один из них должен вести съемку, а другой сбрасывать фотоосветительные бомбы.

Вспышка! Фотобомба — это двадцать пять килограммов тонкого порошка из сплава магния с алюминием. Сгорая за долю секунды, он производит эффект гигантской фотовспышки, освещая местность на много километров вокруг. Чтобы получить хорошую фотографию, нужно выбрать оптимальный ракурс и взорвать бомбу в правильной точке. Именно этим сейчас и занимается Летра, одновременно выводя на цель три Пе-2 с тысячекилограммовыми бомбами.

Первая вспышка — снимок неповрежденной пушки в укрытии. Вторая — заходящие на цель бомбардировщики. Третья — гигантское огненное облако, возникшее при одновременном взрыве трех АБОВ-1000. Четвертый снимок…

Бомбы объемного взрыва стали всего лишь запалом, а роль настоящей бомбы сыграл десяток семитонных снарядов «Доры», предназначенных для стрельбы по Севастополю. Холм, в котором было прорезано искусственное ущелье, просто перестал существовать, превратившись в грандиозный гейзер земли и стальных обломков. Тридцатиметровый ствол весом четыреста тонн неспешно, как в замедленной съемке, выбросило ударной волной на две сотни метров вверх вместе с искореженными остатками механизма заряжания. Пятый снимок…

Перевернувшись несколько раз в воздухе, ствол вертикально рухнул на землю, уйдя в нее почти до половины и так и остался торчать почти перпендикулярно земле нелепым памятником артиллерийской гигантомании. Шестой снимок…

Огонь с земли полностью прекратился. Чудовищный взрыв смел позиции зенитчиков, а немецкие гаубичные батареи уже давно перестали получать целеуказания и вынужденно замолчали.

— Спасибо за хорошую работу, Летра, — я откинулся в кресле и позволил себе на несколько секунд расслабиться.

— Всегда пожалуйста, товарищ Нагулин, — интонации Летры были воспроизведены столь тщательно, что перед моими глазами встал образ бывшей подруги с легкой усмешкой на лице.

На аэродром под Новороссийском мы вернулись за три с половиной часа до рассвета. Судя по состоянию Кудрявцева, его бы следовало немедленно отправить спать, но нам предстоял еще один вылет. Самолет, правда, пришлось сменить. У нашего Пе-3 оказался изрядно поврежден фюзеляж, и это нам еще повезло — шрапнель не задела критически важных элементов конструкции и не попала ни в кого из нас.

Получив по радио доклад об успехе операции по уничтожению «Доры», Мехлис развил бурную деятельность. Аэродром было оцеплен войсками НКВД, и как только мы совершили посадку, особисты немедленно окружили самолеты-разведчики и как величайшую ценность изъяли у экипажей кассеты с отснятыми пленками. Не прошло и двадцати минут, как транспортный ПС-84 в сопровождении двух пар истребителей уже поднялся в воздух и лег на курс к Москве. Работать со снимками предстояло лучшим спецам Главного политуправления. Мехлис в свое время успел поработать заведующим отделом печати Центрального комитета Партии и главным редактором газеты «Правда», так что роль хороших фотографий в деле пропаганды и агитации он понимал лучше многих.