Юрий Никитин - Крабоид [litres]

– Это не забыто, – возразила она. – У нас есть телевизор!.. Правда, смотрим по интернету, но это ж все равно телевидение?

Он с усмешкой бросил взгляд в мою сторону.

– Ты права, все на свете есть телевидение.

В дверь позвонили, Крякожабер громко крикнул «Открыто!», в прихожую вошла молодая самка с большой коробкой в руках, остановилась, но Крякожабер не вышел навстречу, и она пришла на кухню сама, сказала вежливо:

– Драсте! Пиццу заказывали?

– Привет, Люся, – сказал Крякожабер. – Да, как обычно. Спасибо!

Он взял из ее рук коробку, женщина бросила в нашу сторону любопытный взгляд и вышла.

Марианна помогла Крякожаберу вытащить из коробки и выложить на стол огромный круг хлебобулочного изделия, как здесь говорят, обильно покрытого сверху жареными овощами.

– Неплохо, – сказала она критически, – у тебя хороший аппетит!..

– Спасибо, милая.

– Это же на себя заказывал? Ничего, похудеешь.

Он ухмыльнулся.

– На троих. У меня все автоматизировано, интерфейс не ошибается. Ты и не заметила, когда я сделал заказ!.. Все по щелчку пальцев, люблю продвинутые технологии! А пицца рядом лучшая в районе, сейчас убедитесь.

Он умело разрезал, сам взял первый кусок и ел, нахваливая, спрашивал у нас, нравится ли, я подтверждал, что да, очень нравится, но напомнил себе, что хорошо бы суметь вырастить в себе хотя бы крохотный участок с органикой, что-то я совсем затормозился с попытками увидеть этот мир таким, каким воспринимают эти существа.

Они ели некоторое время молча, а я подумал, что напрасно пытался просто воспроизводить увиденное, рассчитывая, что дальше заработает само.

Помню, как с невероятными усилиями удалось сложить из атомов простейший дендрит, однако он тут же распался, не желая существовать. Так получилось несколько раз, и всякий раз находил причину: то температурный режим не выдержан, то избыточно давление, то излучение, и всякий раз дивился удивительной слабости этих существ и не мог понять, как ухитряются существовать так долго в предельно враждебной среде.

Наконец пошел по нисходящей цепочке вниз, пока не дошел до «первичного бульона», из которого удивительнейшим способом и образовалась биологическая жизнь. На том уровне достаточно быстро сложил из атомов эукариот, но тот вскоре распался, не желая функционировать.

Когда наконец просуществовал целую секунду, я ощутил победную радость, даже попробовал рассыпать его на атомы, а потом собрать снова, однако не удалось ни первое, ни второе.

Что не удалось второе, еще объяснимо, хотя я запомнил чертеж, как и где каждый атом каждой молекулы, но почему не могу даже рассыпать? Убить могу, то есть прекратить его существование как биологической жизни, а вот рассыпать…

Рассыпать, сказал себе после долгого раздумья, означает власть над материей, что здесь именуется неорганикой, но странным образом органика произошла из неорганики, просто непостижимый процесс, дико и нелепо даже предположить, что есть выше уровень, чем привычная неорганика, из которой вся Вселенная… в том числе и я!

Я снова ощутил то неприятное чувство, которое все чаще чувствую, глядя на эту биологическую жизнь, особенно на ее высшее, как понимаю, проявление, людей. Правда, существуют существа и покрупнее, те же слоны и киты, о которых пока ничего не знаю, кроме вскользь увиденных изображений, но вряд ли эти существа играют заметную роль, так как не заметил приспособленных для них домов, транспорта, да и вообще не встречал пока в городах.

Крякожабер поглядывал на меня очень внимательно, а Марианне сказал:

– Ты правильно сделала, что пришла с ним сюда. Я не знаю, кем он был, но знает слишком много не только для простого обывателя, но даже для знающего астронома. В астрономии нет более сложного и запутанного вопроса, чем загадка происхождения и развития Вселенной… Все существующие теории на самом деле не больше, чем гипотезы. Никто еще не может утверждать, что именно он прав, но вот Крабоид…

Он умолк, а Марианна договорила:

– А он говорит так, будто знает!

– Я не знаю, – ответил он задумчиво, – такой научной школы, где подобный взгляд бы доминировал. Но твой друг говорит так, словно за ним стоят авторитеты.

Я перехватил его пытливый взгляд, ответил мирно:

– За мной Вселенная. Я всего лишь ее часть. Можно сказать, посол. С чрезвычайными полномочиями. А ты, значит, на переднем крае захвата Вселенной биологической жизнью?

Он усмехнулся, покачал головой.

– Сомневаюсь, что к моменту захвата в ней останется даже память о биологии. Я же занимаюсь тем же, чем и все люди на свете. Стараюсь понять, кто мы, зачем, в чем наша тайна бытия?.. Этим заняты все ученые, будь это ядерные физики, медики или даже языковеды.

– Здорово, – ответил я. – Я тоже. Кто, почему, с какой целью?

Он сдвинул плечами.

– Ну, у человечества, как и у Вселенной, изначально цели могло и не быть…

– Была, – возразил я. – Чувствую! Почти понял, но всякий раз ускользает.

Он взглянул на меня с интересом.

– А-а, ты из тех, кто считает, что у Вселенной есть цель?.. Ничего, это нормально, есть же общество плоской Земли… и вообще все люди разные.

– Вот это и сбивает, – ответил я. – Во Вселенной настолько все предсказуемо, что даже люди могут просчитать, где окажется через тысячу или миллион лет та или иная звезда. Но где сами окажутся к вечеру, никто не скажет. Только предположения.

Он рассмеялся.

– Ну да, свобода воли выкидывает всякие шуточки. Хотя на самом глубоком уровне нет никакой свободы, но мы так глубоко не копали. На этом уровне развития, где мы сейчас, все наслаждаются иллюзией свободы.

– А это не так?

Он покачал головой.

– Если учитывать движение атомов в теле, можно бы просчитать, что человек скажет или будет делать в течение получаса. Но для этого компьютер должен быть размером с планету и работать на квантовом уровне… А до тех времен мы как бы сами выбираем себе судьбы!

Марианна обиженно поджала губы, собрала чашки и ушла на кухню. Оттуда донесся плеск воды в раковине, загремела посуда.

Крякожабер кивнул в ту сторону:

– Странно, да?.. Мы еще животные, а уже рассуждаем о Вселенной. Не все, конечно, но люди, как сказал, очень разные. Вселенная выпускает людей в большом ассортименте, чтобы были готовы к разным вызовам.

Я кивнул, но снова подумал с сочувствием, что вся биологическая жизнь существует в очень узком диапазоне. Повысится или понизится температура – все сгорят или замерзнут, любой мощный поток от ближайших звезд сотрет все живое с поверхности планеты и убьет в ее недрах, а вспышка на Солнце превратит Землю в обугленный ком, а то и вовсе испарит.

– Да, – ответил я, Марианна права, не всегда нужно спорить, – с точки зрения людей они ко всему готовы… или стараются быть готовыми.