Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

– Нет, мы… – начал было Данька, но Тим вовремя наступил ему на ногу.

– Ой, извини, – тотчас сказал он, но друг уже понял, что едва не сболтнул лишнего.

То, что просто не будет, они поняли, когда вышли на станцию. Похоже, здесь не было ни главы, ни кого-нибудь еще, облеченного властью. По этой причине и пускали сюда всякого пришедшего, в том числе и вооруженного.

Жители станции бедствовали – это бросалось в глаза, удивляло и злило одновременно. Будь воля Тима, они к костру этому не подсаживались бы и не участвовали бы в разговорах. И так ведь ясно было: ловить на этой станции нечего. Люди – бледные, грязные, опустившиеся, – казалось, не выживали, а доживали положенный им наверняка недолгий век. Особенно удручала разносящаяся повсюду вонь давно не мытых тел.

«Как они только еще не передохли здесь от той же чумы, крыс-то тьма-тьмущая в тоннелях», – думал Тим, стараясь не слишком морщиться.

Однако информация была нужна как воздух, и им даже посчастливилось кое-что узнать о гораздо лучших местах, в которые здешние обитатели отчего-то не стремились. На прямой вопрос Даньки по этому поводу они получили не менее прямой ответ: «А зачем?»

Маяковцев все устраивало! Они не хотели ни жить лучше, ни что-нибудь делать для собственных детей. Даже у Тима, никогда не отличавшегося чадолюбием, в том числе и по причине собственного невеликого возраста, внутри все обрывалось, когда он видел полуголых, худых, явно недокормленных подростков, снующих то тут, то там в поисках милостыни. Хрупкие бледные тельца, по которым можно изучать анатомию, непропорционально большие головы. А еще они сплошь были бесцветными: с блеклыми, прозрачными глазами и паутинкой тонких, седых волос.

– Дети подземелья, – проговорил Данька.

– Ужас и кошмар, – откликнулся Тим. В поселке иногда рождались такие дети, но нечасто. На умственных способностях, к счастью, это не отражалось, и их считали нормальными.

А еще Данька едва не пристрелил какую-то мамашу, потребовавшую от него плату за то, что слишком пристально смотрел на ее «дитятю». Как выяснилось, вместо денег здесь ходили патроны, и для Тима и Даньки – пришельцев из теперь уже неясного откуда-то – подобное казалось еще большей дикостью.

«Разве не должны люди, объединенные одной общей бедой, помогать друг другу просто так? – размышлял Тим. – Хороши были бы патрульные, требующие плату за защиту с мирного населения! А поварихи, их кормящие, – за еду. А врачи – за оказание помощи. А…»

Когда Данька в резкой форме послал тетку подальше, та развопилась, что «она же ж мать», а потому хочет для своего ребенка самого лучшего и не позволит смотреть на него «всяким извращенцам с их похабными фантазиями».

Тим тогда и сам едва удержался, чуть не вскинул автомат, услышав обвинение в педофилии, и неожиданно для себя самого пошутил: «Не же ж мать, а еж мать».

«О! Точно! – поддержал его Данька. – Еж мать, самая настоящая!»

Визгу было много, зато удалось как-то разрядить обстановку. Рядом начали притормаживать невольные свидетели перебранки и злословить.

«Да какая ты мать? – выкрикнул кто-то. – Нормальная не рожала бы. Лучшего она хочет, оглянулась бы по сторонам! Хабалка!»

«Нормальные давно в Ганзу подались», – согласилась другая, одетая немного лучше остальных.

Тетка переключилась на них, и друзьям удалось уйти на другую сторону станции. Тогда и подсели к этому костру, тем более находились возле него не только маяковцы, но и челноки, многое знающие о метрополитене и бороздящие его из конца в конец.

Они и поведали… всякое. Про фашистскую погань, расположившуюся на соседней строенной станции – Тим не поверил бы в возможность подобного, если бы сам не увидел прохаживавшегося по платформе офицера. Выглядел ублюдок откормленным и лоснящимся в сравнении с прочими жителями «Маяковской», самодовольным настолько, что его немедленно захотелось пристрелить или избить до кровавых соплей. О сверкающем «граде на холме» – Полисе, который в отличие от мифического «Изумрудного города» не являлся красивой сказкой, а располагался совсем рядом. Вот только путь к нему вел через проклятый Рейх.

Еще существовало Содружество кольцевых линий или – с легкой руки кого-то, знавшего историю, – Ганза. Оно располагалось совсем рядом, гранича с «Маяковской», но Тим не рвался туда по одной простой причине: от того, кто жирует, когда в двух шагах творится подобное, точно не стоит ждать ничего хорошего.

– Да я так… просто, – заметил мужичок. – Больно не похожи вы на местных. Даже при том, что сталкеры.

Тим вновь вынужденно толкнул Даньку, едва не ляпнувшего: «А это-то кто?»

– Да чтоб тебя, – ругнулся тот, расплескав чай.

Женька оказался прав: в метрополитене царила сплошная междоусобица. Причем станции не только заключали союзы, торговали, но и воевали между собой, движимые некими идеологическими причинами, а не простым желанием выжить. Ладно бы, шла банальная битва за ресурсы – с подобным еще можно было бы примириться, но уничтожать друг друга из-за идей ушедшего двадцатого столетия, уже однажды собравших кровавую жатву?.. Тим отказывался понимать подобное наотрез.

– Ничего-ничего, – успокоил мужик, подливая кипяток из закопченного и погнутого в нескольких местах чайника в помятую кружку Даньки, купленную в единственном торговом киоске «Маяковской», расположенном в центре зала.

Жаль, никто в поселке не подумал, что, кроме сухпайка и фляг, им может понадобиться хотя бы посуда. Да и по поводу одежды стоило решать: и в костюме радиационной защиты, и в армейских комбинезонах они, казалось, слишком отличались от местных жителей. Следовало прикупить всякого барахла, благо патроны имелись, но, конечно, не здесь.

– А скажи-ка, дядя, – стараясь выглядеть как можно беспечнее, даже простецки, сказал Тим, – где здесь ближайший базар?

– Который рынок? – хитро сощурился тот. – Иди на «Проспект Мира», не ошибешься. Тут всего-то один перегон до Кольца. У тебя документы наверняка в порядке и визы проставлены, – с усмешкой предположил он. – Ваш брат-сталкер – мужик крутой. А если хочешь, дуй напрямки. Ты, наверное, город наверху как свои пять пальцев знаешь.

Ох и не понравились Тиму его слова. Он покосился на стоявших у входа в тоннель, ведущий на станцию «Белорусская», дюжих бойцов в сером камуфляже, вооруженных модернизированными автоматами с короткими прикладами, и предпочел промолчать. На бойцов им указали как на типичных ганзейцев и посоветовали напроситься идти вместе с ними. Только Тиму эта идея не понравилась.

Возможно, им действительно стоило бы двигаться по поверхности, жаль, карты Москвы не имелось. Впрочем, удача могла улыбнуться им снова, но вот твари, поселившиеся в пустых домах, представляли немалую угрозу. Судя по рассказам, они были отнюдь не тупыми волкодлаками, а хитрыми и умными стайными хищниками. В небесах кружили самые настоящие драконы из старинных легенд или, если прозаичнее, мутировавшие из голубей и ворон. Из столичных парков и скверов тянули узловатые сучья черные кряжистые деревья. Ходили слухи, будто ясными ночами, когда над городом встает полная луна, они способны перемещаться и хватать зазевавшихся мутантов и людей.