Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

Парень устало прикрыл глаза и запрокинул голову, упершись затылком в ледяной камень.

– Упущенные возможности тянут силы сильнее любых реальных невзгод, – заметил Немчинов.

– А вы и рады…

– Разумеется, рад. Ты стал опытнее: защищаться научился, в темноте не теряешься, с тварями повстречался, причем неизвестно, кто из них хуже – мутанты, жаждущие лишь пожрать, или люди, объясняющие подобное же желание тысячей причин. Иной раз весьма высокопарными, смею заметить, словесами. Служением некоему божеству, например.

Тим вздохнул, открыл глаза, уставился на Немчинова. Правый уголок губ приподнят, но вряд ли подобное можно назвать улыбкой, скорее – сожалением. В глазах усталость, тоска, печаль, злость, даже ярость. Кай нарушил планы всесильного Олега Николаевича, оттого тот и бесится? Или дело все-таки в другом? Сталкер упоминал его не раз. Судя по всему, друг друга они знают неплохо.

– В метрополитене ты не нужен никому, кроме меня.

– Вам тоже не особо, – ответил Тим и, прикоснувшись к виску, продолжил: – Хранящееся здесь много дороже, не так ли? Только не пойму, на кой. Думаете, мы настолько богаче живем?.. Или просто хотите уничтожить тех, кто теоретически может представлять угрозу; не желает существовать по вашим законам, которых на самом деле и нет? В метрополитене существует лишь власть сильного и низменные желания остальных. Не знаю уж, сами ли вы оскотинились или действительно существуют невидимые наблюдатели, о которых на «Маяковской» только и говорили. Слишком сильно дрянь, творящаяся с вами, напоминает чудовищный эксперимент безумного ученого.

– Выговорился? – поинтересовался Немчинов.

– Нет, но пока хватит.

– А теперь послушай меня. Внимательно послушай, мальчик. – Немчинов оттолкнулся от стены, навис над ним, ухватив за шею и, с силой притянув к себе, зашептал жарко, быстро, но четко проговаривая каждое слово, чтобы ввинтилось в память и мозг. – Ты ведь все верно понимаешь, кроме основного. И твое отношение к подземке верное – гадючник. Но разве не об этом я говорил тебе сам не так уж и давно? Да, мне нужны сведения о твоем чертовом поселке, но вовсе не за тем, чтобы привести туда кого-нибудь. Я сам хочу туда отправиться, а ты – мой входной билетик.

Тим смотрел на него долго, во все глаза. Он искал в лице собеседника хоть что-то, какую-нибудь черточку, выдающую ложь, и не находил. Немчинов не мог говорить правду. Или, наоборот, только ее и говорил Тиму всегда?..

– Ты ведь действительно не нужен и опасен для всех. Явись куда, начни народ баламутить, ведь соберешь вокруг крысиную стаю, можешь и на исход подбить, а хозяевам невыгодно, чтобы рабы разбегались. Рабов можно гнобить в тюрьмах, расстреливать, ломать об колено, но не отпускать никогда… разве лишь избранных, стоящих на более высокой ступени, чем остальное быдло.

– Это вы сейчас о себе, Олег Николаевич?

– Разумеется, – и, прикоснувшись своим лбом ко лбу Тима: – Устал… Ты даже не представляешь насколько. Давно бы ушел, если бы знал куда. А теперь появился ты – наивный, смелый, умный и одновременно глупый, бесстрашный, называющий дерьмо дерьмом, даже если за это легко можно схлопотать пулю. В Москве тебе нет места и никогда не будет.

В последнем парень как-то и не сомневался.

– Не веришь мне? – Немчинов прищурился.

– Я все равно не смогу дать вам того, чего хотите.

Ганзеец немедленно отстранился, смерил взглядом, поднялся.

«Наверное, если на него напасть, выбраться из камеры, бежать в первый попавшийся тоннель…» – подумал Тим.

– Тебя или пристрелят, или произойдет нечто еще хуже, – ответил на его мысли Немчинов. – Я не слишком хорошо понимаю, что скрывает тоннель до «Третьяковской», но тюрьму здесь основали не просто так. Тоннель дышит злом, пройти его в одиночку… можно попробовать, но вряд ли выйдешь.

– Все лучше, чем гнить здесь.

Немчинов вздохнул.

– Между прочим, таким отношением ты мне тоже нравишься. Иные готовы на все, лишь бы сохранить если не жизнь, то ее иллюзию.

Парень пожал плечами.

– С Каем встретился случайно? Ему доверяешь?

Тим предпочел не отвечать.

– Дождись меня, – не просьба, не приказ… требование? Возможно, но Тим вряд ли сумел бы назвать так. – Слышишь, Тимур?.. Ладно, буду считать, что принял к сведению. – Немчинов вышел. Лязгнул, закрываясь, замок; прозвучали быстрые, уверенные шаги.

Дождаться… с одной стороны, куда он денется? С другой – альтернатива есть всегда.

«Даже если съедят», – вспомнил Тим и усмехнулся.

– Наконец-то ушел, – Маряна вышла из темноты минут через пятнадцать. Она могла как слышать их разговор, так и находиться в отдалении, ожидая, когда начальник… или бывший начальник уйдет. С одной стороны, Тиму было наплевать, с другой – он поймал себя на беспокойстве за Немчинова: неизвестно, как тому аукнется его откровенность. – Ну? Ничего мне сказать не хочешь?

Все-таки глаза у нее были замечательные: цвета сирени, только очень уж колючие. Тим не сомневался, что эта женщина ненавидит его, и догадывался почему.

– Вряд ли.

– А зря, – проронила она. – Зря ты со мной поссорился.

За спиной Маряны появились два мордоворота в форме Ганзы – два удальца, одинаковых с лица. Глядя на них, Тим ощутил сожаление: и в Индейце, и в Таракане имелась некая изюминка, индивидуальность, а эти больше походили на оживших манекенов. Терпеть же побои от нелюдей противнее в разы.

– Прошу извинить за опоздание. – Доктор, осматривавший Тима недавно, явно суетился и хотел побыстрее покончить с неприятной процедурой. Невзрачный, усталый человек. Дряблая кожа, выцветшие глаза, руки сильные и давно привыкшие действовать отдельно от разума.

«Дождаться, значит?» – спросил Тим про себя, но ответа не получил. Пожалуй, все будет зависеть от того, насколько сильно его изобьют, а в последнем он почему-то не сомневался. Страх даже не шевельнулся, парень ощутил лишь усталую обреченность. Единственное, чего хотелось, – держаться достойно, потому что рано или поздно ломаются все, и спасибо Витасу, что он хотя бы не расскажет о местонахождении поселка.

Замок снова лязгнул, впуская посетителей. Тим поднялся и улыбнулся Маряне.

«Интересно, послал ли ее Немчинов или происходящее – ее личная инициатива?» – подумал он и мысленно поморщился. Ганзейцу по-прежнему хотелось верить, несмотря ни на какие доводы разума, а вот девчонку он с удовольствием позлит, хоть чуть-чуть отыгравшись напоследок.

– И вот это все из-за моего нежелания спать с тобой? – губы сложились в улыбку, самому показавшуюся гаденькой. – Хочешь отыграться за унижение?

Она впилась в него своими нечеловеческими глазами, которые могли бы быть красивыми, если бы не отпечатавшаяся в них злоба.