Олег Леконцев - Горячий контакт

Я незаметно приоткрыл дверь пошире и с протяжным стоном зашел в кабинет. Так, на мой взгляд, могло войти недовольное привидение.

Эффект был поразителен. По-видимому, наш кадровик верил в потустороннюю силу. Поскольку поначалу мне была, как и всем остальным, включая командира полка, продемонстрирована презрительно-скучающая рожа, долженствующая показать преимущество хозяина кабинета перед простыми смертными просителями. Затем физиономия начала меняться. Меня, кажется, узнали, и, видимо, судьба лейтенанта Савельева уже известна. Даже, может быть, где-то в недрах бюрократической машины вращается приказ с лапидарным текстом «отчислить в связи со смертью. Посмертно объявить благодарность».

Для увеличения отдачи я вновь застонал и загробным голосом попросил протяжно:

– Отдайте мне мое личное дело. Без него меня не пропускают в рай… О-о-о.

Нет, у каждого своя реакция, но передо мной все-таки был мужчина, майор и даже кавалер странного значка типа «100 лет службы в вооруженных силах». Хоть каплю юмора надо иметь. Или мужества.

М-да. Вместо этого товарищ майор изволили обделаться. Запахло так приятно, что я поспешил выйти. Тьфу!

На выходе из здания я увидел командира полка полковника Ардашева. Он внимательно рассматривал убогое творение добровольно-обязательных оформителей из числа военных писарей и техников. Большой портрет, явно увеличенный с цифровой фотографии личного дела. Вы видели когда-нибудь фотографию человека, которому сначала врезали по филейному месту, а потом сразу сфотографировали? Это был я.

Примыкали к этому убожеству неизменные две гвоздики и лозунг – транспарант «Он погиб, защищая командира». Хорошо, что я остался жив. Испытывать такие посмертные почести было бы слишком большим издевательством.

– О-о-о! – уже привычно заныл я, – почему дешевые цветы?

Ардашев, однако, оказался твердым камешком.

– Савельев, – обрадовался он, – я же говорил, что тебя невозможно убить. А ты что тут клоуна корчишь? Надеешься кого-то напугать?

– А это что за убожество, над мертвым решили посмеяться?

Ардашев виновато потупился. Похоже, наши подходы к деятельности военных оформителей совпадали.

– На счет оценки моей деятельности в качестве привидения вы зря. Вон, товарищ майор обделался, в кабинет отдела кадров войти невозможно.

Информация была захватывающая. Солидный дядька в чине полковника сбежал от меня с видом мальчишки, которому сказали, что в соседней комнате начинают показывать интересный мультфильм… А еще командир полка. На прощание Ардашев все же испортил мне настроение, напомнив, что после ранения я должен побывать в санчасти. При этом так многообещающе улыбнулся, что я понял – Любаревич ждет меня в засаде с десятком единиц бронетехники и ротой космодесантников. Я вздохнул, по-хозяйски поправил гвоздики, потом подумал и сказал дежурному:

– Уберите все это, приказ командира дивизии.

Дежурный – лысоватый старший лейтенант интендантской службы – с недоверием посмотрел на мои лейтенантские погоны. Меня он не узнал, хотя сопоставить лицо на фотографии и на оригинале большого труда не составляло. Однако, если мозгов маловато, прибавить невозможно. Это не сушку модернизировать. Но обращаться к Ладыгину он не решился. Комдив свысока относился к вспомогательному персоналу и попасть ему под горячую руку ничего не стоило.

Я не стал помогать старлею и поплелся на Голгофу, то есть в санчасть.

У медиков, как всегда, было тихо и спокойно. Открыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Показался санитар Сергеич, который, будучи вольнонаемным, выполнял здесь едва ли не полсотни обязанностей, в том числе был неформальным заместителем Любаревич. Его быстрое появление не представляло ничего сверхъестественного – система видеоконтроля позволяла Сергеичу контролировать парадный и черный входы. Именно он при первом моем появлении сыграл Любаревич.

Сергеич был флегматиком до состояния зомби. То есть удивить его чем-нибудь было невозможно. Я, во всяком случае, не умею. Увидев меня в живом состоянии, он ничуть не поразился, лишь пожелал долгих лет здоровья. Но потом притормозил.

– Как это бы сказать, – начал он осторожно, – Валентина Сергеевна была очень растревожена вашей гибелью, и поскольку вы оказываетесь в живых, то товарищ капитан может отреагировать весьма бурно.

Я закряхтел, осторожно потрогал протез.

– Ранило меня немного, – поделился информацией. – Больница дала добро, но без справки медчасти к вылетам не допускают. Придется рискнуть.

– Смотри, – Сергеич неодобрительно покачал головой. – Ты ее так достал, что остается только одно.

Я скептически посмотрел на него.

– Извиниться?

– Жениться, дурак.

Я поперхнулся, дурашливо перекрестил старика, тяжело вздохнул и решительно пошел к предпоследней двери с надписью «капитан Любаревич». Осторожно постучал.

– Сегодня врач не работает, – услышал я знакомый голос.

Я толкнул дверь:

– Как представителю главнокомандующего мне…

Больше я ничего сказать не успел. Золотистое чудо бросилось мне на плечи, поцеловало, а затем я получил здоровенную пощечину. Повезло, что по левой щеке. Теперь я оглох на оба уха. Сел. К счастью, не на пол, а на стул.

– Что вы хотели? – Севшая на свое рабочее место Любаревич спрашивала спокойным голосом, словно не она сейчас устроила представление.

Я поискал глазами. Конечно же, в кабинете женщины врача обязательно находилось зеркало. Посмотрел в него. На левой щеке четко обозначилась пятерня драгоценной красотки. Весь полк, нет, дивизия засмеет.

– Товарищ капитан, в ходе сегодняшнего боя был ранен в голову. Могу скинуть медфайл.

Она кивнула и я подсоединил свой комп к ее стационарному планшетнику. Любаревич быстренько просмотрела текст, комментируя его негромкими восклицаниями.

– Мне бы допуск к вылетам, – робко попросил я. У этой лапушки хватит ума запретить полеты. И ведь не придерешься.

– Покажите мне рану, – вместо этого велела она.

Пришлось подчиниться. А как иначе.

– Рана заживает нормально. А теперь на МУУПД.

Итог медосмотра меня огорошил. Любаревич, посмотрев на данные МУУПД, написала резолюцию в комп комбинезона:

– На двое суток отстраняю от полетов. – Подумала, видимо, припомнив мои художества с инструкцией и добавила: – а если вздумаете все же вылететь, не возвращайтесь – задушу.

– Это как? – искренне удивился я, подозревая, что это какая-нибудь цветистая идиома.

Вместо этого валькирия вдруг протянула руки и принялась натурально меня душить. Я попытался оторвать руки, но охват шеи оказался железным. К счастью, убивать она не стала, убрала руки и я старательно стал дышать, радуясь кислороду. Отдышавшись, осуждающе покачал головой и выскочил из кабинета и медчасти, отправившись к себе. Хоть медики и накачали меня стимуляторами, но тело все же устало. Может даже не физически, а психологически, но все равно выдохлось. И пусть спать днем не очень поощрялось – все-таки армия есть армия – но я решил, что страдальца ругать не будут. Тем более уже отпетого и похороненного. Быстро разделся и залез под одеяло.