Кирилл Клеванский - Сердце Дракона. Том 17. Часть 1 [СИ]

Это была воляХаджара.

Пять рек, идущих в разных направлениях.

Пять канатов, исходящих изнутри стоящего на острове. И сил было лишь чтобы двигаться по одной из рек. Но чем дальше ты пойдешь по ней, тем сложнее будет тащить за собой другие канаты и их веса. Не из-за тяжести. Банально потому, что длина этих канатов была одинаковой.

— Так вот, значит, как… — задумчиво протянул Хаджар. — Вот почему старшие боги правят лишь чем-то одним…

Как бы ни было удивительно, но дальше всего Хаджар смог пройти именно по реке воли. Остальные канаты натянулись уже так сильно, что были готовы порваться в любой момент, но только канат, держащий на весу валун, размером с планету, выглядел самым «целым» из остальных.

Пять рек.

Пять направлений.

Пять оков.

Нельзя идти сразу по всем рекам. Лишь по одной.

— И что мне делать? — Хаджар посмотрел на символ Терны, начертанный на его правой руке. — В чем смысл?

Но ответа не было.

Это было его испытание. Только его и ничье больше.

Ни учителей.

Ни подсказок.

Ни советов.

Ни намеков.

Только он один и его путь.

Старик, разменявший сотню лет, вдруг ощутил себя маленьким ребенком. Возомнивший, что начал понимать суть , он, как и прежде, лишь заглянул на самую поверхность того, что мудрецы именовали реальность.

Маленький мальчик, одетый в одежды принца, опустился на острове в позу лотоса. Пять канатов удерживали его на месте, пока он медитировал посреди таких глубин своего « я», что были неведомы даже богам.

Абрахам, раскуривая трубку, смотрел, как плачет юная дева. Склонившись над свертком белого шелка, она роняла слезы на очертания лица Легкого Пера. Над девой стоял мужчина. Широкоплечий, могучий, но со сломанной душой. Пустые глаза смотрели куда-то в пустоту.

Рука крепко сжимала плечо своей дочери.

Галенон.

Глава Звездного Дождя.

Три дня потребовалось местным целителям, чтобы вернуть существу, которое с трудом можно было назвать человеком, обратно его крепость тела.

Что же касательно духа…

Больше Галенон уже не пройдет по пути развития. Его сломал не плен Эссенин, ни пытки или другие лишения, а смерть матери. Адепты, рожденные в семьях других адептов. Казалось бы — они должны привыкнуть к смерти. Ходить с ней за руку, как с лучшей подругой детства.

— Глупые дети, — протянул Абрахам, выдыхая облако дыма. — Никто из нас к ней не готов.

Никто не готов… но все знают. Может именно поэтому барды столько песен спели о любви. И так мало — о смерти. Ведь никто не знал, что такое — любовь. Но все знали, какова она на вкус — смерть.

Соленая.

Как слезы родных и близких.

Заботливые руки Дасиния помогли подняться Лэтэи. И её, утиравшую слезы, приняла в объятья Иция. Галенон, вместе с другими нумерованными воинами клана, поднял на плечи деревянные носилки с телом Легкого Пера и возглавил процессию.

Под светом холодных звезд, держа в руках факелы, облаченные в серое, воины клана и гости провожали старейшину в последний путь. Они несли её тело к погребальному костру, где уже стояли целители.

— Я вспоминаю жрецов, — произнес Гай.

— Жрецы, — протянул Абрахам. — они изгнали их из своих земель уже так давно, что успели забыть почему.

И это правда. В землях смертных не осталось ни одного действующего храма богов. Ни один жрец не ступал по землям сорока девяти регионов, тысячи империй и бесчисленного множества королевств.

Но были еще те, кто помнил жрецов.

Их помнил и Гай.

Их помнил и Абрахам.

Вместе они помогали смертным избавиться от заразы, вонзившей кинжал в спину тому, кто принес им огонь с далеких небес.

Но прошло время.

Погасли одни звезды и зажглись другие.

Разрушенные храмы стали песком. Жрецы ушли в земли Бессмертных. Но вера в богов в людях так и не угасла. И тот, кого почитали как принесшего свет, стали именовать противником самой жизни.

— Глупые дети, — повторил Абрахам.

Вместе с Гаем они стояли в тени и смотрели за людьми. Теми, кто на их глазах учился ходить и, взяв в руки палки, спустились с деревьев, чтобы захватить целый мир.

То, что не получилось сделать у демонов — осуществили люди.

— Думаешь у него получится? — спросил Гай.

Он привычно поправил маску, на поверхности которой плясали отражения огней факелов.

— Ты сомневаешься, старый друг?

— Сомневаюсь, мой король, — кивнул Гай. — Хаджар давно уже не смертный. Ты ведь знаешь, что чем сильнее адепт, тем больше путей открыто перед ним. Хаджар же сумел открыть все пять. Многим из Бессмертных это недоступно. Он даже не знает, что за силой обладает…

— Безымянный тоже не был смертным, — напомнил Абрахам.

— Не был, — не стал спорить Гай, а затем добавил. — Он им не был , мой король, но он им стал . И он прожил столько, что многие боги по сравнению с ним, как… люди, по сравнению с нами.

Абрахам вновь выдохнул облако дыма. Туманом оно накрыло небо, замкнув в своих незримых клетях серебристый свет звезд.

— Все, что мы можем, старый друг — ждать.

Гай отвернулся и снова посмотрел на процессию.

— Как и всегда, мой король, — прошептал он. — Как и всегда…

Ждать.

Они ждали уже так долго…

Он провел ладонью по чуть влажному, шершавому граниту. Волны били о каменный берег и брызги, взлетая в небо, опускались на набережную. Черная река радовалась ветру. Устав от редкого летнего зноя, она приветствовала долгожданные, холодные осенние ветра.

Приходя с севера, они шептали что-то о длинных ночах, дождях и скором снеге.

Позади редко, едва заметно, тянулись ленивые автомобили, несущие своих водителей обратно только в им ведомом направлении. От любовников. От родителей. На работу. Домой. Может куда-то дальше.

Борис втянул воздух родного города полной грудью. Морской. Холодный. Несмотря на быт мегаполиса — почти всегда свежий. Влажный.

Берег Балтики все сглаживал, оставляя после себя лишь гранит и черную реку.

– « На здравствуй, Город».

И тот ему отвечал, чуть устало, но радостно. Как бабушка приветствует редко заходящего на визит внука.

– « Здравствуй, Борис».

Подняв воротник старенького пальто, убрав руки в глубокие, дырявые карманы, он развернулся и пошел вниз по набережной. Сентябрьский утренний туман покрывал вековые камни мостовых. Там, где по брусчатке когда-то стучали каблуки придворных, революционеров, блокадников и снова революционеров — сейчас было тихо.

Редко когда в это время в центре Города ходили люди. Студенты, отгуляв, спали. Спали и офисные работники, в надежде, что им вдруг позвонит начальник и скажет, что можно не приходит.

Надежда не угасала даже, когда звонил ненавистный будильник поднимая на столь же ненавистную работу.