Дмитрий Володихин - Майорская дочка

— Максюта, кот гладкий, на тебе давно подозрение… Только что за руку не ловили. Смотри, доиграесся.

Лейб-гусар возвысил голос:

— Как ты смеешь! Я благородный человек и не стану пачкаться о такое…

В этот момент внутри словно сгорел невидимый предохранитель. До того я сдерживался, а теперь у меня перед глазами побелело, и через секунду я услышал — будто издалека — собственный вопль:

— Мерзавец и шулер!

Со стороны, наверное, наше столкновение выглядело омерзительно. Однако тогда я думал о другом. Прежде всего, надо было срочно решить, как будет лучше: подойти и дать подонку оплеуху, подойти и разбить ему рожу или же подойти и задавить его, как паршивого таракана?!

Хуторянин вставил золотое слово:

— Ну да, благородный ты… точно как золотарь с Сысоевских выселков…

Кто-то сдавленно хрюкнул. Дама-картежница опустила голову, чтобы широкие поля ее шляпы закрыли улыбку.

Гримаса досады исказила лицо моего обидчика. Теперь и ему некуда было отступать.

— Я оставляю выбор оружия за собой.

Следовало бы сказать в ответ нечто правильное, красивое, исполненное достоинства. Да.

И я выдал:

— Мухомор лощеный!

Господи, откуда он взялся, этот треклятый мухомор? Понять не могу…

Хрюканье стало громче.

— Так его! — вновь поддержал меня колонист.

— Господа, дуэли запрещены, — напомнил лысый. — Это даже не нарушение устава, это откровенная уголовщина.

— А что? Обычай древний, почему бы не обновить? — вполголоса возразил аристократ.

— Не следует вам в это вмешиваться, Павел Игнатьевич, — с холодком в голосе ответил ему лысый.

— Отчего ж, Глеб Алексеевич? Я…

— …И это будут пистолеты. С тридцати шагов. Немедленно, — прервал их спор лейб-гусар.

Сказанное прозвучало с должной твердостью и решительностью. Общий смысл гадостно совпал с моим настроением. «Ладно же, — думал я, — не морду разбитую получишь, так пулю в лоб. Очень хорошо».

Благо оружие было под рукой. В вооруженных силах Империи выдают его в день присвоения первого офицерского звания; с ним служат и его сохраняют после ухода в отставку. В казенный арсенал оно возвращается только после смерти владельца. Пистолет может быть либо в кобуре, на правом боку, либо дома, в специальном сейфике, и код замка на этом сейфике не должен знать никто из родных и близких. Если ты пришел к даме сердца и она сочла допустимыми обстоятельства, при которых мундир становится излишним, положи оружие туда, где ты его можешь видеть. Здесь, на этой планете, у меня пока не было ни дома, ни чего-либо хоть отдаленно напоминающего дом…

Мне показалось, будто кобура искусительно шевелится.

— Терлецкий опять стреляется… — не знаю, кто произнес это. Но сейчас же комната наполнилась шепотками:

— А какой стрелок… шу-шу-шу… прошлый раз флотского ранил в голову… шу-шу-шу… убьет мальчишку… шу-шу-шу… проклятый бретер… шу-шу-шу…

Он хочет убить меня, чтобы избавиться от неслыханного позора? Так я сам убью его!

Мой кивок заменил слово «да» или «отлично», или длинный частокол сквернословия с тем же общим смыслом «да».

— Я запрещаю вам это! — загремел штаб-офицер.

— Господа, опомнитесь, вы же христиане… — вторила ему дама в сливочной шляпе.

Но слышались и другие голоса:

— Славно было бы посмотреть на хорошую драку…

— Давненько у нас не было…

— Р-распоясались? Амир-хана вам мало? — прикрикнул штаб-офицер. А когда гомон утих, он добавил:

— Во-первых, это недостойно. Во-вторых, глупо. В-третьих, если кто-то не понял «во-первых» и «во-вторых», патруль прибудет сюда незамедлительно. Что за игрища?! Ваши жизни принадлежат не вам самим, а государю и стране.

— Дело говорит полковник, — встрял хуторянин. Сказав это, он набуровил себе стопку анисовой и отработанным движением влил горючее в баки.

— Покиньте клуб. Сейчас же, — спокойно резюмировал аристократ.

— А как же с делом-то… разобраться? — поинтересовался кто-то у меня за спиной.

Но мы с лейб-гусаром без промедления воспользовались последним советом. Его можно было трактовать по-разному. Как «охолоните» и, в равной степени, как «найдите место, где нет докучливых законников».

Мы поняли его одинаково.

Вслед за нами из клуба высыпало человек шесть. Должно быть, они истолковали совет так же, как и мы.

— Давайте-ка в парк, юноша. Он здесь, неподалеку, и есть в нем чудное местечко… Как специально приспособили.

Я молча последовал за ним. «Юноша»… Тоже мне, дедунюшка выискался.

По дороге худощавый пехотный капитан с устрашающим шрамом на лбу и унтер из военных музыкантов напросились нам в секунданты. Я не стал спорить: пусть все будет по правилам.

Мы шли минут десять, деревья обступили нас со всех сторон, мертвенно-бледные шары фонарей, скупо разбросанных по берегам парковой аллеи, почти сливались с призрачной мутью стареющей белой ночи. Дождик давно перестал. Светляки сигарет, негромкое покашливание, судорожный звяк подковок на каблуках офицерских ботинок… Наконец, Макс объявил: — Вот она, заветная полянка. Юноша, как настроение?

— Лучше б нам общаться через секундантов. Благо они у нас появились.

Сухой смешок.

Пока унтер и капитан проверяли наше оружие и вынимали из обойм патроны, оставляя по одному, я огляделся. Тяжелые темные ели, фонтанчик, не работающий в такую позднь, скамеечка для романтически настроенных влюбленных… Детский сад, да и только! Еще бы пистолеты наши зарядить пистонами, а вместо пуль — по горсти конфетти…

От шампанского меня клонило в сон, смысл происходящего ускользал.

Унтер спросил нас:

— Орел или решка?

— Орел, — ответил я ему.

— Ну а мне — что осталось… — откликнулся лейб-гусар.

— Отлично. Следите за монеткой.

Рубль завертелся в воздухе, дзынькнул о камень бордюра, подпрыгнул, покатился и, наконец, застыл. Это жизнь моя вертелась и прыгала, но я оставался совершенно равнодушен. Не столько от храбрости, правда, сколько от шампанской одури.

— А парень-то неплохо держится… — вполголоса сказал один из наших спутников другому.

— Ему и счастье прямо в рот! — послышался ответ.

Двуглавая царственная особа ртутно отсвечивала, лежа под фонарем.

— Вы стреляете первым, лейтенант…

Унтер принялся отмерять шаги.

Мой обидчик потребовал:

— Митенька, а ну-ка объясните юноше правила.

Капитан по-простецки забычковал курево, откашлялся и прогундосил:

— Цельтесь в голову или в ногу, если попадете в корпус, это будет порухой вашей чести. После выстрела вы не покидаете позицию. Можете встать боком. Можете закрыться пистолетом… хотя кой черт им закрываться, я не знаю. Не те времена, пушчонка маловата… Все, что ли?

— Митенька, не стоит халтурить в таком деле…