Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

– То есть этот язык может настроить человека против Альянса? – спросил генерал.

– Начать с того, – продолжила Ридра, – что «альянс» на Вавилон переводится словом, которое буквально означает «захвативший, вторгшийся». Ну и дальше все в таком духе. Туда много такой дьявольщины встроено. Когда думаешь на Вавилоне, кажется логичнейшей вещью уничтожить собственный корабль, а приготовления замаскировать самогипнозом, чтобы вовремя не опомниться и не остановиться.

– Идеальный шпион! – вставил Т’мварба.

Ридра кивнула:

– Вавилон «программирует» в его носителе автономную вторичную личность, которая подпитывается самогипнозом. Причем это не настораживает, потому что все остальное в этом языке кажется абсолютно «правильным», тогда как любой другой язык звучит страшно неуклюже. Эта «личность» ощущает потребность любой ценой уничтожить Альянс, но в то же время хочет остаться скрытой от остального сознания, пока не сможет захватить его целиком. Так и с нами случилось. Пока Мясник не вспомнил свою жизнь до плена, нам не хватало сил эти «личности» полностью перебороть, хотя мы не давали им сделать ничего деструктивного.

– Но почему они вас не подмяли полностью? – спросил Т’мварба.

– Они не знали о моем «таланте», Моки. Я его проанализировала на Вавилоне, и все оказалось просто. Наша нервная система испускает радиошум. Правда, чтобы уловить в нем достаточно информации и что-то разобрать, понадобилась бы антенна площадью несколько тысяч квадратных миль. На самом деле единственный приемник такой площади – это нервная система другого человека. И все мы в известной степени телепаты. Просто у некоторых людей вроде меня получается эту способность лучше контролировать. Эти вторичные личности не такие уж сильные, а я вдобавок могу немного управлять тем радиошумом, который от меня исходит. В общем, я их все это время глушила.

– И что теперь прикажете делать с этими ренегатами у вас в головах? Сделать вам лоботомию?

– Нет. Чтобы починить компьютер, половину проводов не отрезают. Надо подправить язык, ввести недостающие элементы и ликвидировать двусмысленности.

– Основные недостающие элементы мы ввели еще на «Джебеле», на кладбище, – сказал Мясник. – Остальное тоже почти готово.

Генерал медленно встал со стула:

– Нет, так не пойдет. Т’мварба, где запись?

– Где и раньше – у меня в кармане, – сказал доктор, доставая катушку.

– Отнесу в криптографический отдел, и мы еще раз пройдемся с самого начала. Кстати, а вас придется пока запереть.

Он вышел, и все трое переглянулись.

– …Конечно, надо было ожидать. Естественно, если кто-то почти пробился в наш сверхсекретный бункер и чуть не вывел из строя военпром в половине галактики, он и из моего запертого кабинета выберется. Нет, я не идиот, но я думал… Я понимаю, что вам наплевать, но они… Нет, мне не пришло в голову, что они могут угнать корабль. Да, конечно… Нет, я ничего такого не думал. Да, один из самых мощных. Но они оставили… Нет, они не собираются нападать на наши… Понятно, что не могу, но они оставили записку и сказали… Да, записку. У меня на столе… Конечно, сейчас зачитаю. Я ведь все это время как раз пытаюсь…

Ридра вошла в просторную рубку военного корабля «Хронос»; на закорках у нее сидел Ратт. Когда она спустила его на пол, Мясник оторвался от приборов и обернулся:

– Как там внизу?

– Все разобрались с новыми приборами? – спросила Ридра.

Парнишка потянул себя за мочку уха:

– Даже не знаю, капитан. Здоровенный корабль.

– Надо только долететь до Пояса, а там отдадим его Тарику и его ребятам. Коготь говорит, если вы не подкачаете, он нас туда доставит.

– Да мы стараемся. Но столько приказов со всех сторон сразу… Мне, вообще-то, уже надо быть внизу.

– Через минуту пойдешь, – сказала Ридра. – Хочешь, сделаю тебя почетным квипукамаёкуной?

– Кем?

– Это тот, кто разбирает все поступившие приказы и распределяет по исполнителям. Твои же прадеды были индейцы?

– Да. Семинолы.

Ридра пожала плечами:

– Квипукамаёкуны были у майя – почти то же самое. Они записывали приказания в виде узлов на веревках, а у нас перфокарты. Ладно, беги работай.

Ратт отдал честь и побежал.

– Как думаешь, что генерал решил по поводу твоей записки? – спросил Мясник.

– Не важно. Главное – ее прочитает все начальство, они крепко задумаются, этот вариант западет им в голову, а это уже полдела. Тем более что у нас есть отредактированный Вавилон-семнадцать, практически Вавилон-восемнадцать, а с его помощью что угодно можно сделать правдой.

– Плюс еще моя бригада помощников. Полугода должно хватить. Хорошо, что у тебя тогда приступы были не из-за ускоряющегося метаболизма. Мне еще странным показалось. Если бы дело было в нем, ты бы отключалась, еще не выйдя из Вавилона.

– Да, это вторая личность пыталась взять верх. Ладно, закончим все дела с Тариком – и оставим записочку для главнокомандующего армией захватчиков, этого Майлоу. Прямо на столе у него в Нуэва-Нуэва-Йорке. «Война окончится через шесть месяцев», – процитировала она. – Ничего в прозе лучше не писала. Но придется поработать.

– Зато у нас такие инструменты, каких ни у кого больше нет, – сказал Мясник.

Он подвинулся, и Ридра присела рядом.

– А когда инструменты подходящие, и работа спорится. Чем займемся в свободное время?

– Я, наверное, напишу поэму. А может, роман. Многое хочется высказать.

– А я ведь до сих пор преступник. Что можно зло искупить добром – это только оборот речи, и многие на этом заблуждении прогорали. Тем более когда добро еще только в планах. На мне по-прежнему ответственность за убийства.

– Но идея о том, что неправый якобы не может поступить правильно, – такое же лингвистическое заблуждение. Если уж так хочешь, возвращайся, пиши явку с повинной, пусть тебя судят, оправдают, и ты наконец займешься чем-нибудь важным. Мной, например.

– Да, но кто сказал, что меня оправдают?

Ридра со смехом склонилась к нему, взяла в руки его ладони и прижалась к ним лицом:

– Так защищать тебя буду я! Ты же знаешь: я и без Вавилона уболтаю кого угодно.

Игра с языком, лингвистические тонкости и в принципе сущность естественной коммуникации нередко привлекают внимание писателей-фантастов как материал, из которого можно сделать завязку для фабулы или просто добавить произведению интересной фактуры. И здесь мы даже не говорим о всевозможных вымышленных и полувымышленных языках, на которых изъясняются выходцы из других миров.

Герой одного рассказа Шекли не может заключить юридически безупречный договор с жителями другой планеты, потому что их язык каждый день меняется, порождая все новые слова, оттенки значений и грамматические правила. Герой другого, желая покорить любимую девушку красноречием и посвятив несколько лет изучению инопланетного языка любви, понимает, что его чувство может быть точно описано только словами: «Ты мне очень нравишься». В цикле «Волшебник Земноморья» Ле Гуин важную роль играет «истинная речь», волшебные слова которой обладают силой действия (сказал – «и стало так»). У Пелевина многие сюжетные построения основаны на каламбурах. Оруэлловский «новояз» стал именем нарицательным.