Кристофер Банч - Месть проклятых

Но ошибочность своей логики таанский адмирал осознать не успел. На обратном пути к системе Сулу его корабли пересекли маршрут флота под командованием Феррари, который возвращался после разгрома Хси.

Пришлось принимать бой. Ни один из таанских кораблей не уцелел.

Бишоп смотрел на удаляющиеся таанские флотилии вытаращенными глазами. Еще несколько секунд, и огромный экран перед ним был пуст. Обычная картина звездной бездны — и ни одного вражеского корабля.

Может, они где‑то сзади? Но и сзади было так же пусто.

Вильям Бишоп Сорок Третий, все еще не веря, что его безумный блеф удался, что верная смерть вдруг повернулась и драпанула прочь, вялым голосом отдал приказ возвращаться на стационарные орбиты вокруг Кавите. Он всерьез подумывал о преимуществах раннего выхода в отставку и уединения в каком-нибудь тихом монастыре.

Леди Этего, сгибаясь под ужасом происходящего, читала на экране страшные строки присланного открытым текстом рапорта из штаба на Кавите:

«Имперские соединения прорвались на всех участках. Связь с боевыми единицами утрачена. Согласно последним донесениям, солдаты повсюду стоят до последней капли крови. Здесь, при мне в штабе, осталось только три охранника, боеприпасов нет. Идем в последнюю атаку. Свою вину за неудачу перед Верховным Советом и народом искуплю кровью.

Леди Этего отвернулась от экрана. Что ж, она тоже человек чести. И знает, что делать в подобной ситуации.

Без каких бы то ни было церемоний новый «Форез» покинул планету.

Но даже если бы леди Этего осталась во всей Вселенной последней из таанцев, она бы не смогла полностью отказаться от пристрастия к церемониям, которая у таанцев впитана с молоком матери.

Существовал ритуал ухода в бой, где воин решал погибнуть, но не отступить — следовало виском коснуться родимой земли. И выпить глоток ключевой воды. И обязательно поклясться на оружии — желательно на оружии фамильном, с которым бились предки. Отдание почестей павшему герою также было связано с определенным неизменным ритуалом.

Леди Этего решила умереть по‑своему.

Позже телерепортеры смонтируют какой-нибудь эффектный материал о ее геройской гибели — слепят из всяких архивных кадров. Или, может, самые предусмотрительные уже монтируют.

Ей было наплевать.

После того, как «Форез» вышел из верхних слоев атмосферы, его капитан повернулся к ней — в его глазах поблескивали слезы. Он сказал, что ощущает себя как в сказке. «Форез», подобно Фениксу, возродился!

Этего тупо уставилась на него. Да, наконец вспомнилось: ведь был прежний «Форез». И этот капитан как‑то очень напоминает капитана того корабля. Быть может, он и есть тот самый офицер. Прежний капитан был так покалечен, что ему заменили процентов девяносто тела. И если это был он, то теперь его и не узнать. А впрочем, плевать. Корабль, как любое оружие, лишь инструмент, которым можно убивать врагов.

Тем не менее леди Этего поощрила капитана холодной улыбкой и кивком. Если капитану по душе кануть в вечность с подобными возвышенными мыслями — да будет так.

Этего же была занята своими последними планами — тем, как ей героически погибнуть.

Всякая человеческая культура, которая восхищается убийством себе подобных, обязательно прославляет воинов, идущих на верную гибель. Но легендарные герои должны при этом погибнуть как бы не напрасно, а совершить что‑то великое — скажем, задержать врага в каком-нибудь ущелье хотя бы на час‑другой.

Это понимание геройской смерти было характерно и в древние времена — для жителей Земли. К примеру, Роланд вышел в герои, невзирая на свой вздорный характер и мелкое упрямство, которое его и погубило. В итоге он самым дурацким образом попал в западню, где его поджидал десяток сарацин, но поскольку он сражался до конца в безнадежной ситуации, легенда превратила этот десяток сарацин в миллион. И многие герои легенд и сказок, влипая в безнадежное положение по своей глупости или безалаберности, покрывали себя вековечной славой только потому, что не сдались.

Однако было исключение — японские камикадзе во время Второй мировой войны. Эти люди шли на смерть сознательно, без глупой удали, в полном убеждении, что их смерть способна повернуть ход истории. Представители других культур твердили, что камикадзе — оглушившие себя алкоголем или наркотиками психи. И лишь у себя на родине они были восславлены как великие герои.

Таанцы больше других могли понять психологию японских камикадзе — если бы кто‑нибудь помнил историю столь давних времен.

Тактический план леди Этего заключался в следующем — прорваться на Кавите. Как‑то в ее воображении отпадали все трудности и рисовалось, что «Форез» пройдет сквозь имперский флот, будто нож сквозь масло, и доберется до Кавите. Ну а там — разумеется, смерть.

Смерть, которая каким‑то образом повернет вспять неумолимый ход истории.

Команда корабля верила именно в такой упоительный финал. Фанатизм леди Этего был заразителен.

Самое главное для Этего было сохранить честь и как‑то объяснить поражение. Что‑то она сделала не так — но что? Война, по ее расчетам, уже должна была закончиться — победой таанского оружия. И вообразить другой исход было невозможно.

«Невозможно» было составной частью и ее последнего плана. С так и не вышедшего в космическое пространство «Панипата» сняли и перенесли на «Форез» все вооружение. Туда же перевели и цвет экипажа.

Но даже с такой прибавкой личный состав «Фореза» был недоукомлектован на двадцать процентов. Зато орудийная и ракетная мощь превышала проектную в полтора раза. Хотя тут тоже имелось «но»: все новейшие системы оружия были мало опробованы — сразу по выходе в космос произвели в лучшем случае один‑два пробных выстрела из каждого.

Обычно такие сверхтяжелые корабли с пятью-шестью тысячами человек на борту выходили в район военных действий исключительно в сопровождении множества других кораблей — крейсеров, истребителей, не говоря уже об ордах легких кораблей — вспомогательных и разведывательных.

«Форез» шел в атаку в сопровождении одного крейсера и семнадцати истребителей.

Лейтенант Гилмер считал себя человеком очень умным. Он происходил из семьи, на протяжении многих поколений служившей в имперских вооруженных силах. Считалось, что каждый Гилмер обязан начинать свою карьеру в армии, независимо от его дальнейших планов. Лейтенант Гилмер с раннего детства знал, что ему предстоит стать офицером и командовать далекими экспедициями в чужие миры, где придется задавать перцу разных плохим дядям. Выбора не было: или становиться офицером и играть со смертью с возможностью выиграть, или лишиться огромного наследства, что было равносильно смерти.