Роман Терехов - Такара

Тяжело вздохнув, Тим прокомментировал.

— Старость не радость, кости ломит, все болит и огнем в груди палит, эх. Стар я стал для такой активности, куда мне по лесам бегать? На диванчике у компутера — вот мое место. — Ему самому стало тоскливо от своих же слов. Захотелось выйти из давнего тупика, в который его загнала эпоха развивающегося капитализма в России. Кем бы он мог стать, если бы мир не сошел с ума и все поголовно не кинулись в бизнес? Трудно теперь сказать, но то, что не стал бы торговцем, это точно.

Уже забираясь в палатку, Тим обратил внимание на нетипичное поведение Хана, который все два дня вел себя просто образцово, а тут начал скулить, крутиться, рваться с поводка и даже выть. Этого никто не ожидал, включая и хозяина, совершенно растерявшегося от происходящего. Когда их с Тимом взгляды пересеклись, он как-то неуверенно пожал плечами и сказал, отвечая на немой вопрос.

— Сам ничего не понимаю, он так себя никогда не вел, вообще. Даже не знаю, что и думать.

Слова его сопровождались все более громким воем, который мгновенно подхватили с разных концов лагеря другие псы, весь это жуткий лай и вой слившийся в многоголосый оркестр на несколько очень медленных минут перекрыл все звуки в лагере. Внезапно животные замолчали. На мгновенье в лагере воцарилась непривычная и пугающая тишина.

Хан, еще недавно смелый и гордый зверь низко опустив морду и жалобно поскуливая, прижался к ногам хозяина, а потом быстро прошмыгнул в палатку, на приказ Арсения выходить, он только вяло тявкнул, выражая несогласие подчиниться воле человека. Подумаешь, лапы в песке, когда тут такие страхи — читалось в печальных глазах Хана. Встревоженный Арсений решил не выгонять пса.

— Пусть успокоится.

Да и Тим с Мишкой посоветовали ему поберечь собаку.

— Мало ли что бывает? Пусть лучше в палатке поспит у тебя в ногах. Он же молодой еще совсем, ты говорил, Хану недавно год исполнился? Вот, так что он еще совсем мальчишка по любому.

На этом обсуждение «собачьего концерта» закончилось. Лагерь как по команде укладывался спать, что опять же выбивалось из сложившихся традиций вольного разгуляя, лишь в центре вовсю горел свет и даже звучала музыка. Обещанный тусовщикам опен эйр продолжался. «Робинзоны», их подруги и слетевшиеся на огонек местные «Пятницы» оттягивались по полной. Но сегодня на удивление скромно: маек на грудях никто не рвал, напитками не обливался и даже на крышах автотранспортных средств голышом не танцевал.

Чинно-благородно выпивали под музыку, сидя на складных стульчиках за складными же столиками. Неподалеку чадили мангалы и барбекьюшницы последних моделей. Отдельные девицы пополняли натюрморт на столах, демонстрируя свою хозяйственность.

— Хорошо, что мы в отдалении расположились, а то не дали бы спать ни разу своими сабвуферами! — Высказался, укладываясь в спальник Тим.

Ребята расслабились после насыщенного дня, хлебнув по стаканчику коньяка. Вопреки всем ожиданиям на природе пилось еще хуже, чем в городе, но традиционный «ночной колпак» помогал засыпать, несмотря на антропогенные шумы вокруг.

— А знаешь, я вот тут подумал, Робинзон — это по жизни охренительно одинокий стрелок, даже если у него есть своя Пятница и зонтик из шкур животных.

— Ну, человек всегда одинок. — В свете фонарика философски поднял палец Гаев — А зонтик ему нах?

— Как символ комфорта. Тот еще перец был этот Крузо, трудно ему жилось без зонтика на своем острове. Все, давай спать, — Миха выключил фонарь, и они почти мгновенно отключились. Сны им не снилось, по крайней мере, они их не помнили.

Худшего пробуждения в своей жизни Тим не помнил. Вечером было так тепло, что застегивать спальник показалось ему слишком жестоко, да и один из входов (в противоположную от озера сторону, чтобы холодный воздух с воды ночью не продул насквозь) друзья оставили прикрытым только москитной сеткой, и теперь обо все этом Гаев сильно пожалел. Тело било крупной качественной дрожью в голове гудело и грохотало, он на секунду решил, что тяжело, очень тяжело болен, но в эту секунду громыхнуло особенно мощно, и в мгновенно просветлевшем от ветвистого разряда мире Тимофей осознал, что вокруг бушует сильнейшая гроза, точнее буря с грозой. Ветер не шумел, он выл как тысяча обезумевших псов, от рева закладывало уши.

Первое что сделал, быстро закрыл вход в палатку. Стало чуть теплее. Искать фонарь не стал (этим занялся уже проснувшийся Мишка), а принялся в свете почти непрерывно полыхающего небесного электричества натягивать на себя всю возможную одежду, чтобы, наконец-то согреться. В голову пришла здравая мысль и Гай, развернувшись, почти наугад вытащил из угла бутылку, на ощупь открутил крышку и изрядно глотнул жгуче-ледяной жидкости. По горлу и пищеводу сразу пошла теплая волна, стало чуть легче.

Грохнуло просто оглушительно и сразу по стенам палатки ударили тяжелые струи дождя, хотя, какого дождя? Могучего ливня. Теперь их на вид такое хлипкое убежище содрогалось и от ураганного ветра и от потоков воды низвергающейся на нее с небес. Тим на секунду порадовался, что позавчера, устанавливая палатку, растянул все крепления, включая штормовые, теперь это им явно помогало, конструкция довольно устойчиво держалась на месте и поддаваться стихиям не собиралась. Кроме того, удачным оказался выбор места — практически на опушке леса, под прикрытием деревьев и, что самое главное, уже фактически на склоне, а не на дне ложбины. Еще и Дорохин обкопал палатку ровиком — наводнение их маленькому убежищу точно не грозило. Только теперь он в белом свете молнии увидел, что Мишка пытается докричаться сквозь рев и грохот, мелькнуло, — «Что может быть так важно сейчас?», но тут же склонил голову, буквально прислонившись ухом ко рту товарища.

— Нельзя ничего металлического трогать! — Дорохина было еле слышно. — Как думаешь, вещи снаружи палатки не испортятся?

— А что у нас там осталось? — Прокричал Тим в ответ.

— Да разная всячина.

Тим, не дав продолжать, перебил Мишку и стал задавать уточняющие вопросы.

— Одежда, еда, патроны?

— Нет! — Секунду подумав, прокричал Миха. — Это все здесь, спасибо твоей паранойе! Недаром следил, чтобы я не бросал вещи, где попало!

— Так что там? — Опять перебил он не ко времени разговорившегося друга.

— Консервы, питьевая вода, посуда, лодка, ну и так еще по мелочи.

— Черт с ними, не растают. — Опять оглушительно грохнуло и обоих друзей на мгновенье качнуло, оба одновременно потеряли способность ориентироваться и дружно рухнули на дно палатки. Поднимались с трудом, головы кружились, их тошнило, сердца бешено колотились, норовя сорваться с катушек. Всем существом завладел какой-то неимоверный, ранее не испытанный страх!