Руслан Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества [#2]

мысли начали расползаться, поспешно подскочил и вытащил список Андрея.

Пробежался глазами, покивал, после чего подсел ближе к заказчику и показал на

несколько пунктов, которые я никак не смогу ему обеспечить самостоятельно. Во

всяком случае не сразу. Но если у него есть что в обмен – то…

Андрей меня прекрасно понял и поманил за собой к заранее освобожденному от шкур

стальному ящику. А я то еще думал чего он там копается, тогда как мудрый хозяин

загодя все понял и успел подготовиться. Откинув крышку ящика, он один за другим

достал несколько свертков и вручил мне. Неторопливо развернув каждый, я покивал,

попросил накинуть сверху пару-тройку малых медвежьих шкур, и мы ударили по рукам.

Вот и заключен первый торговый договор.

Когда я оделся, хозяин проводил меня до выхода, поймал мой взгляд обращенный на

его нарты и, понимающе кивнув, с широкой улыбкой пообещал сделать такие же.

Сделать и обменять их молодому охотнику на что-нибудь интересное.

Мы со стариком поняли друг друга.

Пожав его ладонь, я заторопился вниз по склону. Усталый от тренировки и сытно

накормленный организм требовал только одного – спать! И желательно в тепле, на

мягкой перине, и чтобы спать долго-долго… Но тут ленивца в моей душе ждало

горькое разочарование – спать я буду в норе, лежать на паре не слишком мягких, но

теплых шкур и спать буду недолго. Перехвачу три-четыре часа – и в Бункер.

Что ж…

Информация прибавляется. Колеса торговли медленно закрутились. Жизнь снова

становится интересной.

***

Спал я в сугробе, четко следуя плану.

И прекрасно выспался в свертке из медвежьих шкур. Именно что выспался – несмотря

на чуткость и прерывистость сна.

Наверное, эта «прерывистость» и вытащила из закутков моих воспоминаний зыбкое

сновидение о давным-давно состоявшей ссоре с той, кого я довольно

продолжительное время считал спутницей жизни. А путеводной нитью к затерянному в

глубинах разума воспоминанию послужила мысль о том, что несмотря на свою

запасливость, умелость и работоспособность, что вместе рождают такое понятие как

«домовитость», Апостол Андрей был очень одинок.

Одинокий древний старик чем-то похожий на пустынного отшельника, что добровольно

отказался от самого из страшных мирских соблазнов и грехов – пустопорожней

болтовни с себе подобными.

И он вроде как счастлив. Но при этом он все так же одинок.

С этого и началась тогда та мерзкая ссора, что расколола наши отношения. Все

началось, когда она поняла, что я решительно настроен если не против детей, то

против спешки с их заведением. Ее тогда покоробило само это выражение «заведение

детей». Вспыхнув странной темной злостью, она резко ответила, что дети это радость

жизни и их как свиней не заводят – их появления ждут как благословения.

Чушь…

Дети важны. Продолжение рода. Те, кому трудившиеся всю жизнь над преумножением

состояния родители передают в конце своего пути все нажитое, уповая, что правильно

воспитанные дети не пустят родительское наследство по ветру. Но дети – это не

главная жизненная цель. Во всяком случае – не для меня. Если однажды приоритеты

и поменяются, то нескоро. Зачем так торопиться, если мы еще молоды и столько всего

не повидали, не пережили, не испытали? Дети послужат якорями, что намертво

привяжут нас к одной и той же территории. Придется отменить планов, порушить все

замыслы… Нет! Рано! Пойми! Но она не желала слушать… и именно в той ссоре она

подобно дротику метнула свой пропитанный удивительной злобой аргумент,

попытавшись поразить меня прямо в сердце…

«– Пройдут годы, пройдет жизнь – и ты будешь умирать одиноким больным стариком

тоскливо глядящим в окно на пустую дорожку своего роскошного дома. И никто – ты

слышишь меня? Никто! – не придет тебя проведать! Потому что нет у тебя того, кто бы

мог проведать старика! Потому что – как ты там сказал? – потому что «заведение

детей» тебе не по нраву. И вот жизнь прошла в трудах и заботах – и ты будешь

умирать на куче нажитого золота, которое некому завещать! А вместе с тобой будут

умирать все живущие в тебе истории о пережитом и увиденном, истории, что некому

рассказать! Не будет рядом с тобой восторженно слушающих детишек с горящими

глазами! Некому будет подарить мягкую игрушку и некого будет ласково погладить по

непослушным волосам! И ни у кого не мелькнет в глазах искра узнавания, когда ты,

тяжело опираясь на палку, будешь хромать по дорожкам холодного осеннего парка,

подобно больному псу бродя вокруг мест, где ты когда был счастлив! Где ты когда-то

был не один! Понял?! Ты слышишь меня?! Слышишь?!

Это искаженное даже не злостью, не яростью, а чем-то истерично-безумным красивое

лицо кричащее на меня, сжатые кулаки, эти слова, что звучат чуть ли не мрачным

пророчеством… Наверное именно тогда я и понял – все. Это конец и наши отношения

уже не спасти. И тогда же впервые в мозгу зажегся недоуменный удивленный вопрос –

но почему? Я ведь дал тебе все, женщина. Всего себя, все что имел. Что же еще тебе

надо?

Их? Вечно вопящих капризных и настолько эгоцентричных по умолчанию детишек, что

требуют себе каждую секунду нашего драгоценного времени? Может это не я, а ты не

осознаешь, что при рождении ребенка придется пожертвовать очень многим. Может

это я, но не ты, понимаю насколько это сложно и насколько ответственно? С момента

появления ребенка изменится все…

Услышь же меня…

Прислушайся ко мне…

Я ведь прошу подождать хотя бы несколько лет. В наше время вполне нормально

рожать после тридцати и даже ближе к сорока. Это давно уже норма. Зато ранние

годы мы сможем посвятить только себе. Сможем провести долгие вечера за бокалом

вина за столиком в одном из уютных кафе на старинных улочках мира…

Только ты и я…

Услышь меня…

Но ты, сжав кулаки еще сильнее, оскалившись подобно разъяренной пуме, с

бешенством проорала, что из-за моих расчетливых фантазий она не хочет приходить

на родительские собрания старухой, сидя там среди молоденьких хихикающим мам…

Бред…

Какой же бред…».

Проснувшись, я некоторое время лежал неподвижно, заново переживая

воспоминание-сон и медленно шагая к его истоку. Не просто так же мой мозг вытащил

его на поверхность. Была более веская причина, чем едва-едва заметная

проснувшаяся тоска по ней – что давно уже завела новые отношения, один за другим

родила погодков и выглядит предельно счастливой, хотя и нищей с ее-то не слишком

умным и беззаботным муженьком. Не то чтобы я следил. Но даже в большом городе