Руслан Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества [#2]

общий зал Центра, где мирно побеседую о Боге и его заповедях.

– Спасибо, батюшка – улыбнулся я, протягивая старику запечатанную пачку красного

Марли – Используйте это, чтобы вас там и дальше привечали.

– Грешно подкупом подкрадываться, грешно – вздохнул священнослужитель, забирая

сигареты и вставая – Но что поделать? Ведь ради благого дела…

– Более чем благого – кивнул я, вкладывая в ладонь старика небольшую бутылочку

женских духов, помаду и три искусственные алые розы – Одарите дам цветами,

красками и ароматом, отче. Не все же сигареты вонючие любят.

– Не был ли ты, сын мой, агентом каким секретным в прошлом? – тихо рассмеялся

Тихон, убирая дары в карман – Прямо в душу зришь людям. Знаешь, чем угодить и

чем подкупить. Страдальца – сигареткой, кокетку – помадой или цветком.

– Агентом? – хмыкнул я – Нет. Хуже. Я был предпринимателем новой волны. Только и

думал о том, как заработать больше при меньших затратах. Как стать богаче. Еще

богаче. И еще богаче…

– И получилось?

– Сами видите – рассмеялся я, проведя ладонью по столу и сжав пальцы на ручке

кружки.

– Вижу что получилось – кивнул Тихон – Вижу.

– Вот как? – удивленно приподнял я бровь – Прямо получилось?

– Ты молод и здоров, Охотник. Какое еще богатство тебе нужно в этом мирке

престарелых и озлобленных? – спросил старик.

Ответил я секунды через две. Кивнул и подтвердил:

– Я богат.

– Богат как Крез, умен как Соломон и хитер как Шахерезада – добавил Тихон и

поднялся – Мы верим в тебя, Охотник. Ты зажег в наших старых темных душах яркую

искру надежды. Прошу только об одном – не умри, не пропади.

– Даже и не планирую – широко усмехнулся я, поднимаясь – Ладно. Займусь-ка

делами бытовой нудности.

– Бытовой нудности – повторил Тихон и покачал седой головой – Хорошо сказал. А я

пожалуй начну восхождение в богатые палаты Центра…

На том мы и разошлись.

Поднявшись в хижину, я аккуратно развесил все снаряжение, сменил нательное

белье, запихав пропотевший ком в мешок, что позже передам в стирку. В душ

отправляться я пока не планировал – сделаю это позже и не в Бункере. Буквально

силой заставив себя усесться, поочередно проверил каждый палец на ноге, подстриг

отросшие ногти, избегая остригать слишком коротко – если поранить, то потом ходок

из меня будет никакой и вполне вероятно воспаление и заражение. А оно мне надо?

Из-за странного приступа одобряемой мной паранойи еще раз осмотрел все свое

«уличное» снаряжение, прощупав каждый шов, подергав за каждую пуговицу, липучку

и тесемку, убедившись, что все держится крепко и нигде ничего не разошлось.

Бережно расчел мех, вывернул одежду наизнанку – чтобы просохла быстрее и лучше.

Следом настала очередь рогатин, ножей и снеговой лопатки – их проверил с той же

тщательностью.

Вот оно мое новое чувство, моя новая озабоченность, мое новое понимание. Если эти

жизненно важные для меня вещи придут в негодность далеко от убежища – я умру.

Это в обычном мире, в обычном городе, я мог небрежно напялить кроссовки – сминая

беспощадно задники пятками – накинуть рубашку и выйти на улицу даже без взгляда в

окно. А зачем? Даже если дождь или холод – до припаркованной под окнами машины

все одно добегу. Если останусь без обуви и при этом нахожусь далеко от машины – да

плевать. Дойду до дома босиком, ложными комплексами я не страдаю и плевать хотел

на чужие косые взгляды. Если дело зимой случилось – вызову такси. В общем – не

проблема. Плевать. Никаких сложностей при любом раскладе.

Но тут дело иное…

Помнится смотрел я передачу про охотников севера. Про тех, кто пропадает месяцами

в глухой тайге, охотясь на пушистых зверьков с собакой и настораживая

ловушки-давилки. И вот там, во время интервью, тот самый охотник, бородатый

улыбчивый детина, обстоятельно отвечая на вопросы милой ведущей, глядел не на

красотку, а на разложенные перед ним на столе детали ружья. Отвечает, а сам каждую

деталь раз за разом ветошью оглаживает, пристально разглядывает, крутит в

мозолистых пальцах. Собрав ружье, занялся патронами, следом, без паузы, схватился

за лыжи, мимоходом заметив, что надо бы и снегоход капитально проверить. И так –

постоянно на всем протяжении долгого интервью. Сначала я подумал, что он просто

стесняется камеры или же пытается показать себя крайне занятым человеком –

важность напускает. А затем понял – нет. Нихрена подобного. Охотник полностью

сфокусирован на проверке и починке вещей и снаряжения. Почему? Да потому что от

их исправности зависит его жизнь.

Неухоженное ружье даст осечку – и вылезший из берлоги медведь шатун разорвет

тебе живот, сдерет лицо, натягивая его на затылок.

Останешься без обуви – и получишь обморожение, лишишься ног. Не зря Милена

вспоминала Маресьева – бравый военный проявил чудеса стойкости, доказал свою

волю к жизни всем, включая небожителей, но это не спасло его ноги – ему их

отрезали. С морозом не шутят.

Не проверишь забрасываемые на зимовку крупы – и в самый неподходящий момент

обнаружишь, что крупа поедена жучком. Придется жрать только мясо.

Не углядишь трещину в лыжах…

Не заметишь, что разошлись швы на куртке…

Я слышал и читал множество историй о том, как жизнь человека обрывалась из-за

сущей мелочи – включая оторвавшуюся пуговицу на штанах. Но раньше для меня это

был повод улыбнуться и не более того. А все потому что городские жители давно уже

не выживают в привычном понимании этого слова. Их главная и регулярная

ежемесячная сложность – планирование семейного бюджета. А выживание сводится в

угодливых улыбках начальству – чтобы премии не лишиться или не дай бог работу

потерять.

Охотник тщательно проверяющий снаряжение. Эта сцена все не идет из головы. Но я

только рад этому – помогает и мне придерживаться схожих правил. Правил, от

которых здесь зависит жизнь.

Улегшись на перешедшую мне в наследство кровать старого охотника – ставшую его

смертным ложем – мысленно поблагодарил Антипия. А затем поблагодарил и вслух,

нарушив тишину хижину искренним словом «Спасибо». Только после этого я

провалился в сон – как всегда мгновенно после перехода от обжигающего холода к

дремотному теплу.

Спал я всего пару часов строго отмерянных по внутреннему будильнику, что с

четкостью и щелчками метронома отсчитывал драгоценнейшую валюту мира – время.

Энергично размявшись, снова прислушался к ощущениям окончательно

отогревшегося тела и убедился – все в порядке. Одевшись, спустил на веревке