Дмитрий Рус - Дети апокалипсиса [litres]

Со зрением что-то не то. Картинка рябит и мигает в такт привычным импульсам головной боли. Глаза словно пытаются подстроиться под условия пониженной видимости. Окружающее пространство постоянно меняет цветовую гамму, скачет из мутного серого в монохромный зеленый. Видно лучше не становится, а вот липким страхом окатывает с головы до ног.

Зажмуриваюсь что есть сил. Картинка вновь возвращается в полноцветный объем.

Трясу головой. Черт побери, да что же со мной происходит?! Успокаиваю дыхание, дожидаюсь, когда утихнет барабанный грохот рвущегося наружу сердца. Сделать большего пока не могу, поэтому волевым усилием переключаюсь на насущные проблемы.

Прижимаюсь ухом к стальному полотну двери. С минуту прислушиваюсь. Вроде тихо. Кошусь на кота – тот флегматично спокоен, развалившись на полу, полирует языком тощее брюхо.

Ладно, пора! Не хрен тянуть лоха за яйца!

Достаю из угла биту – оружие современного пролетариата. В бейсбол у нас не играют, а продажи инвентаря – круче чем в штатах. Парадокс…

Тюнинговать, как у детдомовцев, мне ее некогда, да и жалко портить хорошую вещь. Ну а вдруг за бортом не все так плохо?

Щелкаю верхним замком, затем нижним. Замираю на десяток секунд, затем скидываю цепочку и рывком распахиваю дверь. Резко отшатываюсь назад, вскидывая дубинку и готовясь ко встрече с неизвестным противником. Давай, вражина, атакуй! А я уж встречу промеж глаз!

Тишина…

Дураком выглядеть не боюсь – выживание в высшем приоритете. У меня дел – по самые брови. Нужно мать и сестру с дачи вытаскивать. Причем места там стремные – двенадцать километров до зоны-малолетки. Сэкономили, блин, на участке…

Выхожу в подъезд, осматриваюсь.

Вокруг – треш и угар! Изобилие окурков, мятые банки и битая стеклотара из-под пива, зассанный угол и моя изнасилованная дверь. Ну а как иначе это назвать? Обивка полностью содрана, стальное полотно во вмятинах и глубоких царапинах, около замка – глубокий прорез от циркулярки.

Скептически улыбаюсь – оптимисты, епта! Эту дверь батя у знакомого слесаря заказывал, а Степаныч халтуру не делает. Пожизненная гарантия от ЖЭК-14 – это сила! «Мэйд ин Бирюлево»!

Стальное полотно в два миллиметра толщиной, с внутренней стороны – хаотично напаяны наконечники токарных резцов. Соблюдайте технику безопасности – работайте в очках и перчатках. Наткнувшись на препятствие, диски имеют тенденцию лопаться в самый неожиданный момент. За металлом толстый лист фанеры – для мгновенного задымления помещения при резке болгаркой. Замки с секретом, скрытые петли. Ад для взломщика!

Я уже говорил, что батя крепко заботился о нашей безопасности? Жизнь он просто видел с разных ракурсов. Как сам говорит – розовые очки слетели с него еще в Грузии, от близких разрывов и пинков отдачи снайперской винтовки. Может, плотней надо было приклад прижимать?

Рядом с квартирами грубо намалеванные синей краской цифры. На моей – тройка со знаком вопроса. Хм, это что за цыганско-воровские метки?

У соседей слева – двойка, справа – шестерка, небрежно исправленная на кривую цифру «четыре». Разгадка ребуса крутится в голове, но пока что не дается. Морщу лоб, затем пожимаю плечами – позже разберусь!

Включаю фонарик, подхожу к электрощитку. Отпираю символическую защелку, распахиваю створки, отодвигаю в сторону заначку курящего соседа – пачку сигарет и стеклянную банку «а‑ля пепельница». Проверяю пробки. Как и ожидалось – все цело. Тут же лежит дешевая индикаторная отвертка – тыкаю ею в общую силовую шину: глухо. Электричество на щиток даже не приходит. Проблема куда как глобальней, чем сработавший автомат.

За спиной неожиданно лязгает дверной замок. Непроизвольно вздрагиваю, спешно хватаю прислоненную к стене биту, замахиваюсь уже в развороте! Скалюсь отчаянно и зло, понимая, что попался, и не успеваю.

– Дядя Саша? – раздается неуверенный детский голос.

Дядя Саша – это я. Но исключительно для тройки соседских детей – Карины, Киры и Кирилла. Причем мама у них – Ксения, а папа Константин. И там не то чтобы глюк в голове у родителей, а целая философия – единение семьи, усиление рода. Может, и есть в этом что-то…

Опускаю биту, облегченно выдыхаю – медленно и незаметно, стараясь не испугать малышню.

– Привет, Киря! А что, не похож?

Улыбаюсь, искренне и максимально открыто. С детьми в целом и с соседским трио в частности – у меня всегда отличные отношения. Угрозы во мне, что ли, не чувствуют? Да и повозиться с мелочью мне не в тягость. Благо фантазия буйная – с ходу придумываю сюжеты игр, от которых малышня сверкает глазами и пищит от восторга.

Кирилл смотрит на меня внимательно и немного настороженно. Видимо, на себя я все же не очень-то и похож. Да и сам первоклашка выглядит… хм… постаревшим? Сжатые в нитку губы, морщинка на лбу и седая прядь на голове. Какого черта?!

– Дядя Саша!!! – из-за спины Кири вылетает пятилетняя малявка, ловко уворачивается от пытающегося остановить ее брата и со счастливым визгом бросается ко мне.

Приседаю, невольно улыбаясь и разводя руки в стороны. Есть у нас такой ритуал, ага…

Кружу каруселью вцепившуюся в меня Карину. Счастливый детский смех отражается от изуродованных стен подъезда и звонким эхом несется по лестничному пролету. Киря по-прежнему хмурится, прикусывая губу и теребя в руках кухонный ножик из дрянного мягкого железа.

Останавливаюсь, придерживая повисшего на шее ребенка. Девочка обнимает меня за шею и доверительно шепчет на самое ухо:

– А у нас бабушка умерла!

Улыбка медленно сползает с моего лица. Смотрю на Кирю – у пацана подрагивает уголок рта, в глазах – решимость и отчаяние.

Ставлю мелкую на пол, одергиваю мятое, но чистенькое платье, беру за руку.

– Так, а пригласите-ка меня в гости! Кирилл, ты не против? Водой, кстати, не угостишь?

Парень качает головой – понимай, как знаешь. Нет – не против или нет – против? Или водой небогат?

Киря отходит в сторону, освобождая дверной проем.

А вот это уже однозначное приглашение. Захожу, ставлю девчонку на пол.

В квартире так же сумрачно, как и у меня. В гостиной хаос из игрушек, раскрасок, пластилиновых поделок. На обоях – корявые рисунки. Карина тут же виновато отводит взгляд, пытается заслонить особо крупного жирафа на стене и прячет за спиной измазанные фломастером руки. Ой, попадет ей от мамки! Или не попадет? Не дай бог…

Интерлюдия: Кирилл

– Киря, я не буду кашу!

Стоящий на табуретке у плиты паренек раздраженно поводит плечами. Он занят и сосредоточен. На стеклянной варочной поверхности разложен крохотный костерок. Над ним – кастрюлька с никак не желающей закипать водой.

С хрустом вырвав из толстой книги очередной листок, Кирилл скомкал его тонким фитилем и осторожно запихнул в угасающее пламя.