Тахера Мафи - Возроди меня

Первым начинает разговор Кенджи:

– Ты что-то слишком тихо сидела.

– Да, – смеюсь я, но смех получается безжизненным. – Я с ног валюсь, Кенджи. Странный был день, а вечер и того хлеще.

– Почему странный?

– Хотя бы потому, что Уорнер, оказывается, говорит на семи языках , – отвечаю я. – Ничего себе! Только я начинаю думать, что между нами близость и доверие, и тут очередной сюрприз – с ума сойти! Я по-прежнему ни черта о нем не знаю… А что еще мне было делать? Я помалкивала, потому что не знала, что сказать.

Кенджи шумно выдыхает.

– Ну, семь языков – это, конечно, чума, но ты не забывай, к чему его готовили. Уорнера учили и муштровали так, как тебе и не снилось!

– Вот и я об этом.

– Да все нормально, – Кенджи коротко стискивает мне плечо. – Все будет хорошо.

– Я только-только начала надеяться, – признаюсь я. – После разговора с Уорнером мне действительно стало легче, а сейчас я даже не помню отчего, – я со вздохом закрываю глаза. – Какая я дура, Кенджи! И с каждым днем чувствую себя все глупее.

– Может, ты просто стареешь и впадаешь в маразм? – он стучит себе по макушке.

– Иди ты…

– Ладно, – смеется он. – Короче, я понял, вечер странный, но что ты думаешь? Какое у тебя впечатление?

– О чем?

– О Хайдере с Назирой, – поясняет он. – Социопаты они или как?

Я хмурюсь.

– Они настолько разные… Хайдер болтун, а Назира… Я таких еще не встречала. Пожалуй, я даже уважаю ее за то, что она осмелилась бросить вызов своему отцу и законам Оздоровления, но я не берусь предположить, что ею движет, поэтому хвалить ее пока не готова. – Я снова вздыхаю. – Похоже, у нее и правда накипело…

А еще она очень красива. И умеет построить кого угодно.

Неприятная правда заключается в том, что я впервые оробела в присутствии другой девчонки и не знаю, как признаться в этом вслух. Весь день (как и последние две недели) я чувствовала себя самозванкой, неопытной пигалицей. Мне безумно не нравится, что я так легко теряюсь и снова обретаю уверенность, мечусь между тем, кто я есть, и кем могла бы быть. Прошлое упорно не отпускает, скелет в шкафу цепляется за меня, хотя я и рвусь к свету. Я невольно думаю, какой бы я стала, если бы меня поддерживали, пока я росла. Мне еще не попадалось сильных женщин, и встреча с Назирой, такой высокой и бесстрашной, заставила меня задуматься, где она так научилась.

Вот бы у меня была сестра. Или мать. Кто-нибудь, с кого брать пример, как не робеть в этом теле, находясь среди мужчин!

У меня этого никогда не было.

Я росла при постоянных оскорблениях и насмешках, обидных остротах и пощечинах. Мне постоянно повторяли, что я никому не нужна. Что я чудовище.

Меня никогда не любили и не защищали.

Назире будто все равно, что думают другие. Вот бы и мне так! Да, я далеко ушла от себя прежней, но больше всего я хочу быть уверенной в себе, не оправдываться за то, кто я есть и что я чувствую, не преодолевать себя каждую минуту. Мне ведь приходится постоянно работать над собой.

– Да, – говорит Кенджи, – здорово накипело, но…

– Извините… – слышится сзади.

– Легка на помине, – бормочет Кенджи себе под нос.

– Извините, я, кажется, заблудилась, – говорит Назира. – Я здесь не первый раз, но все так изменилось, что я… запуталась. Не может ли кто-то из вас подсказать мне, как выйти из здания?

Она почти улыбается.

– Разумеется, – отвечаю я и тоже почти улыбаюсь. – Вообще-то… – я делаю паузу, – вы забрели в совершенно другое крыло. Вы помните, откуда заходили?

Назира пытается вспомнить.

– Кажется, мы остановились в южном крыле, – говорит она и впервые искренне улыбается. Но улыбка сразу гаснет. – Простите, я прилетела всего пару часов назад. Хайдер прибыл раньше…

– Ничего, – машу я рукой. – Не беспокойтесь, я тоже не сразу научилась здесь ориентироваться. Хотя знаете что? Кенджи проводит вас гораздо лучше меня. Кстати, это Кенджи. По-моему, вас не представили друг другу за ужином…

– Помню-помню, – ледяным тоном отвечает Назира.

Кенджи смотрит на нее как дурак: вытаращив глаза и приоткрыв рот. Я тычу его в плечо. Он вскрикивает, но оживает.

– А, да, – быстро говорит он. – Привет. Э-э, извини.

Назира приподнимает бровь. Впервые за все время нашего знакомства Кенджи краснеет, да как густо!

– Нет, я правда… – добавляет он. – Твой платок… шарф… реально крутой.

– Угу.

– А он из чего? – Кенджи тянется потрогать голову Назиры. – На вид такой мягкий…

Отшатнувшись, Назира ударяет его по руке. Отвращение, проступающее на лице, заметно даже при тусклом свете в коридоре.

– Это еще… Ты в своем уме?

– А что? – моргает Кенджи. – Что я такого сделал?

Назира смеется – смущенно, но с толикой неприязни.

– Почему ты совершенно не умеешь себя вести?

Кенджи открывает рот.

– Я не… Я просто, ну, не знаю правил! Что, полагается спросить – можно тебе как-нибудь позвонить?

Я невольно начинаю смеяться и щиплю Кенджи выше локтя. Он чертыхается и злобно смотрит на меня.

Я с улыбкой обращаюсь к Назире:

– Так вот, если вам нужен южный выход, вам лучше вернуться по коридору и трижды повернуть налево. Справа будут двойные двери. Попросите любого из солдат вас выпустить.

– Спасибо, – Назира тоже улыбается мне и странно смотрит на Кенджи. Он, все еще потирая место щипка, отваживается помахать ей на прощание.

Только когда она уходит, я поворачиваюсь к Кенджи и шиплю:

– Да ты что, рехнулся сегодня?!

Но Кенджи хватается за меня – у него подкашиваются ноги – и торжественно заявляет:

– Господи, я, кажется, влюбился!

Я молчу.

– Я серьезно! – настаивает Кенджи. – Так вот как это бывает? Мне еще не доводилось влюбляться, и я не знаю, любовь это или, может, несварение!

– Ты ее совсем не знаешь! – внушительно начинаю я. – Пожалуй, все же несварение.

– Думаешь? – упавшим голосом переспрашивает он.

Я кошусь на него, но сразу же забываю свой гнев: Кенджи стоит с таким необычным для него дурацким выражением, совершенно ошалев от счастья, что мне становится его жаль.

Вздохнув, я пихаю его вперед, а то он будто прирос к полу.

– Не знаю. Может, тебя к ней просто тянет? Господи, Кенджи, ты меня так ругал за Адама и Уорнера, а сейчас у самого гормональная буря?

– Не знаю. Но ты у меня в долгу.

Я хмурюсь. Кенджи пожимает плечами. Счастливое выражение не сходит с его лица.

– Она, конечно, социопатка и попытается придушить меня во сне, но, черт, какая красавица – вау! – вырывается у него. – Невероятно хороша! Настолько, что у мужчины возникает мысль: да пусть убивает, оно того стоит!

– Да уж, – тихо говорю я.

– Ты согласна.

– Возможно.

– Я не вопрос задаю, а утверждаю: девица объективно настоящая красавица!