Вячеслав Соколов - Прокачаться до сотки 2

Ух… А девчули наши-то, как оживились, принялись фасончики бикини обсуждать. Да из чего делать, как шить? Вот тут Лида порадовала, оказывается, умеет кроить и что там ещё? В общем, справятся.

А я пойду пока, кузнеца местного попытаю, на тему скидок. Вот только разведчиков пошлю:

— Лаки, Балагур, сгоняйте тихонько к башне, посмотрите, что там творится? Сколько народу?

— Так зачем бегать? — удивляется Балагур. — Сейчас Баламута зашлю, посмотрит, а потом через Молотова Битка всё передаст.

— Кого? — удивляюсь.

Балагур вытягивает руку и в воздухе появляется, мини-портал из которого вываливается его коршун, и тут же устраивается у него на руке, радостно клекоча. Сказать что у нас, тех, кто недавно прибыл на Эдем, отвалились челюсти, это ничего не сказать. Мы жёстко офигели.

— Погоди, откуда? — первым приходит в себя Хан.

— В смысле? — хлопает глазами Балагур. — А вы что своих не выпустили ещё?

— Что значит, не выпустили? — прижимаю руку к татуировке на груди. — Балагур, а ну быстро инструкцию.

Ох, ты ж, больно! Не так, как явление Пушка народу, но весьма не сладко и не только мне. Потому что парни бросились вызывать своих коршунов. Несмотря на боль, это был радостный момент, встреча с друзьями. А больше всех под впечатлением был Степаныч, если мы своих пернатых Хранителей один раз видели, в том подземном городе, когда они провожали в последний путь своего брата, то для него это в новинку.

Так что бедлам приключился знатный. Все орут, девчонки визжат от восторга, испачканные в крови коршуны, то летают, то скачут, то клекочут, то что-то пытаются бубнить. Но неожиданно, мой Босяк, сидящий на плече, перестаёт тереться об щёку, и что-то выкрикивает на своём, на птичьем. И пернатые тут же устремляются к столу, чтоб рассесться там в кружок.

Босяк вальяжно взмахнув крылышками, приземляется в середине, и, выпятив гордо грудь, что-то там клекочет. Затем недоумённо озирается и, обернувшись ко мне, обиженно произносит, тоненьким голоском:

— Где наши братья?

— Ты о чём? — не понимаю.

— Где Шёпот и Лекарь?

И тут до меня дошло:

— Ты про Хранителей Тихони и Пьеро? — малыш с достоинством кивает. — Так парни на задании, вернутся, встретитесь.

Пернатый детский сад грустно вздыхает, явно недовольные задержкой, и тут из угла раздаётся:

— Рраф!

— Друг! — Босяк подскакивает на месте и, быстро перебирая лапками, бросается к краю стола, как результат, срывается вниз, но быстро вспоминает, что птица, так что на каменный пол не падает.

Я думал, бедлам был до этого. Нет, всё только началось. Босяк, со всего своего «птичьего полёта» врезается в морду Пуха и, обхватив его крыльями, что-то взахлёб клекочет.

Пушистик, аккуратно убирает его лапой с морды, и счастливо повизгивая, и виляя хвостом, принимается вылизывать своего напарника по сидению на моей груди, в виде татуировок.

Кажется, эти два обормота успели крепко подружиться, за время совместного «проживания». А дальше началось светопреставление… Из категории, твой друг — мой друг. Ага. Пернатая мелочь, рванула знакомиться с новым членом команды.

И всё бы ничего. Подумаешь, собака играет с птенцами… Действительно, что здесь такого? Да как вам сказать, вы когда-нибудь видели, как огромный чёрный пёс, играет в догонялки с коршунами? Кто сказал, что это игра в одни ворота? Что значит, как догнать птицу, если она летает под потолком?

У нас етить-колотить такая собачка, что любую птичку загоняет и сама удерёт.

— Летающий Пух, — чешет затылок Балагур, задрав голову вверх, под своды главной пещеры.

— Вот теперь понятно, что значит «пёс-крылан», — с удовольствием наблюдаю, как крепко вцепившийся в шерсть на загривке Пуха, Босяк что-то клекочет, размахивая крыльями. Видимо, учит моего Пушистика правильно летать.

— И берет ему к лицу, — шмыгает носиком Вера.

— Скорее к морде лица, — поправляет Балагур.

Да. Вот такие последствия лечения и применения артефакта. Оказывается у Пушка нашего, теперь есть крылья. И в этом присутствует логика.

У нас парашюты, у него крылья, с чёрными же перьями. Странно. Сам меховой, а крылья перьевые. Но это ещё не всё. В момент перехода во вторую ипостась, на голове Пуха, появился голубой берет, а надпись сменилась на новую.

Пёс-гвардеец Пух.

— Вон, вон он, — толкает под руку Степаныч, — стоит морда буржуйская.

— Дед, так ведь кузнец, это пролетариат, — смеюсь, а сам присматриваюсь к высокому, почти с меня ростом, мужчине. Плечи широченные, сам лохматый, руки в саже и стоит, задрав голову, пялится на летунов.

— Молот, — чуть сдвинувшись, пихаю друга в бок, отвлекая от созерцания полётов под каменным сводом, братьев наших меньших. — Скажи, а у нас в казне много чёрных брюликов?

— Да откуда, — на лице здоровяка удивление. — Штук десять, может, осталось и всё. Не так часто они попадаются. За всё время, что мы здесь, четыре штуки всего добыли. Народу то, почти не осталось, добывать некому. Да Утёс вот успел накопить пятнадцать.

— То есть вы девять штук кузнецу сбагрили?

— Ага…

— Олежа, а ты в курсе, что на чёрном рынке, за пределами этого мира, даже за самый маленький чёрный бриллиант с Эдема, можно выручить сумму эквивалентную примерно миллиону долларов.

— Сколько? — хрюкнул Балагур. — Это что получается, я тут бегал с беспонтовым кинжалом, стоимостью в пол ляма баксов? Степаныч, пошли, добьём этого упыря лопатой.

— Стоять! — шиплю сквозь зубы. — Обалдел, что ли? Это же храм, нас Локи потом таких звездюлей выпишет, за то, что мы ему карму портим…

— Но нельзя же такой беспредел безнаказанным оставлять, — чуть не плачет Степаныч.

— Балагур, а принеси-ка мне тот свой беспонтовый кинжал.

Вован вернулся через пять минут, вместе со своим прежним оружием, которое с удовольствием, буквально несколько часов назад, заменил на иридиевый нож, который я привёз.

Свиснув, подзываю Пушка, хватит ему летать. Пёс тут же ловко спикировал на землю, и радостно виляя хвостом, бросился ко мне, обниматься. Нет, он-то хотел лизаться, но я был против, чтоб это чудище меня слюнявило. Так что просто обнял этого обалдуя за шею, уворачиваясь от языка и прошептал:

— Всё, хватит играться. Пошли, займёмся делом.

Крылья Пуха, втянулись в спину, голубой берет истаял словно дым и вот передо мной обычная собака. Это в том случае, если словосочетание «обычная собака» применимо, к этому монстрику.

— Я устал, — на плечо, бухнулся Босяк. — Спать… — последнее слово, он произнёс исчезая. И вот вся мелюзга начинает пропадать, остаются только Биток молота и Баламут Балагура.

— Так я не понял, — озираюсь, — а кто на разведку полетит? А? Доигрались!

— Я!