Дмитрий Силлов - Закон бандита [litres]

Бывает такое – ты уже понимаешь, что проснулся, но продолжаешь видеть сон. Уже нечетко, словно сквозь дымку, но все-таки он еще продолжается, медленно растворяясь в преддверии реальности, которая вот-вот ворвется в твое сознание…

Я видел девочку, уходящую вдаль. И отчего-то мне было грустно. Я уже не помнил, от чего именно – сны имеют свойство быстро забываться, – но эта грусть была настолько щемящей, подлинной, настоящей, что я почувствовал, как по моей щеке медленно катится слеза…

И от этого ощущения я окончательно проснулся.

Впрочем, пробуждение не доставило мне особой радости.

Во-первых, болела голова. Неприятно так, будто изнутри на височные кости что-то давило. А во-вторых, я лежал в стеклянном гробу, сквозь толстую крышку которого лился зловещий красный цвет. Почему именно красный? И что я здесь делаю?

После глубокого сна такое бывает часто – мозг не сразу включается в обычный режим. Но постепенно я начал вспоминать…

Лаборатория. Смятые гильзы, в которых был заключен биоматериал моих погибших товарищей. И профессор Кречетов, который предложил мне сделку – фактически, моя жизнь в обмен на его обещание вернуть моих друзей к жизни. Неравный обмен, с учетом того, что ученый вполне мог и не сдержать данного слова. Но иного выбора у меня не было. И я согласился лечь в автоклав… для чего?

Для чего-то, о чем, как я понимаю, сам профессор имел очень смутное представление. Помнится, он говорил, что мое сознание будет перемещено в некоего человека, живущего в другой реальности. А может, в прошлом Зоны, я так и не понял – как и то, зачем все это затевается. Впрочем, все это не помешало мне улечься в стеклянный гроб, ведь жизни моих товарищей были для меня намного важнее собственной. А Кречетов обещал оживить их при любом исходе эксперимента [1] События, описанные в романе Дмитрия Силлова «Закон лесника» литературной серии «СТАЛКЕР». .

И вот сейчас я лежал в этом чертовом прозрачном гробу, любовался на красный свет и ждал, что Кречетов, наконец, откроет распроклятый автоклав. Скосив глаза вниз, я убедился, что в мои руки больше не воткнуты иглы автоматических капельниц. Значит, эксперимент завершен и пора бы уже меня освободить…

Но почему-то никто не спешил это делать.

Тогда я заорал.

Ну как заорал… Попытался это сделать.

Получилось неважно. Из горла вырвался лишь хрип – и тут я осознал, насколько оно пересохло. Блин, сейчас бы все отдал за стакан воды!

Забавная мысль, заставившая меня усмехнуться. Все бы он отдал, ага. А что у тебя есть, кроме самомнения, нахальства и сомнительной ценности навыков убивать живых существ, включая братьев по разуму?

Вопрос был философским. Есть у меня такой недостаток – когда приходит полный и всепоглощающий пушной зверек, мне в голову всякая философская чушь лезет вместо дельных мыслей насчет того, как данного зверька половчее прищучить.

Не придумалось ничего, кроме того, чтоб попробовать заорать снова.

На этот раз вышло лучше. А с третьего у меня аж уши заложило – попробуйте поорать в гробу, эффект, доложу вам, потрясающий. Ваши вопли за пределы того гроба вряд ли выйдут, но по ушам вам долбанут изрядно.

Но я все же подождал пару минут на всякий случай…

Не-а. Никто на мой ор не отреагировал. А я между тем начал ощущать некоторую спертость воздуха вместе с настойчивым желанием слить лишнюю жидкость. Понятно. Автоматическое жизнеобеспечение отключилось – эксперимент-то закончен, – а подопытного из герметичного автоклава достать забыли. И если жидкость, изловчившись, теоретически можно было бы слить под себя, что неприятно, но пережить можно, то отсутствие воздуха я точно не переживу.

Признаться, я слегка запаниковал. Правда, продолжалось это недолго, ибо я вспомнил, что кроме вышеперечисленных негативных качеств, включая вредный характер, о котором я забыл упомянуть, есть у меня и одна бесспорно материальная ценность. А именно – нож «Бритва», с которым я очень стараюсь никогда не расставаться. Хороший нож, качественный. Способный резать не только колбасу и шеи врагов, но даже рассекать пространство между мирами.

Неудобно, конечно, было извлекать его из ножен, ворочаясь в стеклянной гробнице, но я справился. А достав, резко ударил им вверх…

Признаться, моя «Бритва» умеет удивлять. Я готовился к тому, что сейчас на меня посыплется битое стекло, но вместо этого клинок моего ножа свободно прошел сквозь толстенную крышку автоклава, словно она была слеплена из силикона.

Подивившись свойствам «Бритвы» полосовать стекло словно масло, я, кряхтя и матерясь, ухитрился вырезать солидный кусок крышки, вытолкнуть его наружу и вылезти следом.

В лаборатории было пусто. Никого, ни души. Лишь аварийный красный свет продолжал литься с потолка. Почему аварийный? А хрен его знает почему. Может, Кречетов скушал что-то несвежее и на самом интересном месте эксперимента у него случилась авария в нижнем регистре. Включил свет, соответствующий ситуации, и рванул с рабочего места в отхожее.

Такие вот злорадные мысли гонял я в голове, сливая лишнее в распотрошенный автоклав и заодно осматриваясь. Так. Дверь, похоже, заперта. Это плохо. Но мое оружие и рюкзак, которые я оставил перед загрузкой в кречетовский гроб, лежали на месте. Это уже лучше. Хорошо, что «Бритву» с пояса не снял. Кстати, годный совет можно в будущей книге написать – если, конечно, до этого дойдет дело: каждому, кто готовится помереть, рекомендуется озаботиться хорошим ножом перед тем, как отправиться в последний путь. А то вдруг путь окажется не последним, и в таком случае проблематично будет потом выбраться из гроба без качественного оружия последнего шанса.

Покончив с отливом, я вдруг понял, что теперь больше всего на свете хочу жрать. Помнится, у меня еще перед экспериментом желудок сводило с голодухи, но тогда в силу значимости и трагичности момента я сдержался и не стал хомячить перед загрузкой в автоклав.

Зато сейчас оторвался, благо рюкзак с продуктами лежал в двух шагах.

Вместе с оружием.

Возле автоклава раскорячился огромный агрегат, назначение которого для меня было загадкой. Экраны, лампы, кнопки, тумблеры… Наверняка ценная машина, не зря Кречетов так увлеченно с ней работал перед тем, как упечь меня в стеклянный гроб. Но главное – моя СВД по-прежнему стояла прислоненной к этому агрегату. А на столе рядом с ним лежал автомат «Вихрь», на том же месте, где я его оставил. Правда, гильз с биоматериалом моих друзей не было. Как и самого Кречетова, кстати. Ладно, разберемся.

Первым делом я проверил оружие. Все было в порядке. СВД, правда, давно не чищена, за что существенный минус ее прежнему хозяину, упокой его Зона, но с приведением винтовки в порядок я решил погодить. Мало ли, начну ее разбирать, а тут вражья сила в лабораторию вломится, застанет врасплох. Поэтому СВД я отправил за спину, присел на край стола, автомат пододвинул поближе на всякий случай, открыл сумку с припасами и принялся приводить в порядок себя. То есть жрать так, словно три дня не ел. Что, кстати, было вполне возможно – я понятия не имел, сколько пролежал в автоклаве.