Макс Глебов - Стратегия воздействия [СИ litres]

Выстрел! Кумулятивная граната дает мало осколков, но при прямом попадании они и не нужны. Врагов остается четверо. То, как умер их товарищ, остальным диверсантам явно не по вкусу. Огрызаясь короткими очередями, стрелки противника быстро отходят к лесу. Я трачу на них все оставшиеся патроны, но, похоже, без всякого толку, зато не даю им расслабиться.

В наступившей тишине стал отчетливо слышан звук моторов. Со стороны полигона к нам приближалась колонна грузовиков. Судоплатов, заляпанный грязью с ног до головы, показался на противоположной стороне дороги. Рядом с ним пытался отряхнуть с мокрой формы липкие комья уцелевший техник. Впрочем, я явно выглядел не лучше.

Взгляд старшего майора остановился на гранатомете, который я все еще держал в правой руке.

– Думаю, боевые испытания прототипа можно считать успешными, – мрачно произнес Судоплатов, оглядывая лежащий на боку грузовик, горящую «эмку», изрешеченный пулями автобус и тела убитых бойцов охраны. – Меня вот что беспокоит, старший лейтенант: в наркомате, похоже, завелась крыса. Это нападение не могло быть случайным. Если кто-то из раненых диверсантов выживет, мы их допросим, но я уверен, что это не немцы, а предатели из наших. Кто-то слил им информацию о маршруте колонны и цели поездки. Засада была тщательно подготовлена, а нападение спланировано заранее. И ведь у них почти получилось.

– Да, почти, – кивнул я, соглашаясь со старшим майором, – Нас всех, кто выжил, спас капитан Хватов. Это именно он принес мне гранатомет, а потом ценой своей жизни отвлек вражеского пулеметчика, дав мне возможность сделать первый самый важный выстрел.

Берия задумчиво расхаживал по кабинету, периодически бросая короткие взгляды на Судоплатова. Нарком внутренних дел выглядел сильно обеспокоенным, и причина его состояния не вызывала сомнений. Предатель в центральном аппарате НКВД – не шутка.

– Что думаете о причинах нападения, Павел Анатольевич? – Берия подошел к столу и опустился в кресло напротив Судоплатова.

– Рядовая диверсия практически исключена. Наша колонна была выбрана целью атаки явно не случайно – засада готовилась тщательно, нападавшие были отлично вооружены и неплохо подготовлены. Значит, остается всего два варианта. Версия первая: противник мог получить сведения о подготовке испытаний нового оружия и стремился эти испытания сорвать, а разработчиков уничтожить. Версия вторая: гранатомет, как таковой, врага интересовал мало, а основной целью был старший лейтенант Нагулин. Возможно, конечно, что обе причины действовали одновременно, но я все же склоняюсь ко второму предположению.

– Обоснуйте вашу точку зрения, Павел Анатольевич, – потребовал Берия, – Почему вы считаете, что целью нападавших стал именно Нагулин, а не вы, к примеру?

– Не буду скромничать, – усмехнулся Судоплатов, – за мою голову тоже можно получить железный крест из рук Гитлера, но для немцев Нагулин сейчас является гораздо более неприятной занозой в мягких тканях. Об этом свидетельствуют показания майора Шлимана, захваченного в плен группой капитана Щеглова. В Абвере работают квалифицированные специалисты. Они наверняка сопоставили факты и пришли к выводу, что за прорывом колонны генерала Музыченко под Уманью, уничтожением понтонного моста через Днепр и ночной бомбардировкой, унесшей жизнь Гудериана и еще пяти генералов вермахта, стоит один и тот же человек. И этот человек – Петр Нагулин. Возможно, его имени и звания враг до последнего времени не знал, но с учетом наличия в наших рядах предателя, я уверен, что теперь эта информация противнику известна. Нагулин уже трижды сделал немцам очень больно, особенно, в последних двух случаях. Думаю, именно поэтому они решили рискнуть столь ценным агентом. Впереди решающее наступление на Москву, и получить неожиданные и непредсказуемые осложнения врагу очень не хочется.

Берия какое-то время обдумывал услышанное.

– Логика в ваших словах, безусловно, присутствует, – секунд через десять кивнул нарком. Я тоже рассматривал такую версию, но лишь как одну из возможных. Пожалуй, теперь я готов считать ее основной. Вот что, Павел Анатольевич. Нагулина до окончания расследования перевести на казарменное положение. Не хотелось бы повторения нападения, мы и так потеряли слишком много преданных нашему делу людей.

– Лаврентий Павлович, я направлял на ваше имя представление к наградам на Нагулина и его подчиненных…

Берия подтверждающе кивнул.

– Я посмотрел и внес кое-какие правки. Капитану Хватову – звезду героя посмертно. Нагулину – орден Ленина за Гудериана, сбитые истребители и результаты ночной бомбардировки. Ну и медаль «За отвагу» за отражение нападения на колонну. Остальным – по вашему списку. Теперь что касается вас лично. Я написал представление на присвоение вам внеочередного звания. Верховный его утвердил. Поздравляю, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга.

После нападения на нашу колонну Лубянка, и так не отличавшаяся доверием ни к чужим, ни к своим, мгновенно превратилась в большую банку с пауками. Вновь проверялся каждый сотрудник, чуть ли не поминутно восстанавливались действия всех, кто имел хоть какое-то отношение к нашей поездке на полигон или мог получить о ней любую, даже самую поверхностную, информацию. Естественно, не обошлось без арестов, но, судя по скупым комментариям Судоплатова, предателя пока выявить не удалось.

Тех, кто выжил при нападении, а нас в итоге оказалось девять человек, тоже подробно допрашивали. Мне досталось особое внимание следователей, поскольку именно я обнаружил засаду. Собственно, кроме нас с Судоплатовым и единственного уцелевшего техника в живых остались пятеро бойцов, ехавших в кузове грузовика у самого заднего борта и, как ни странно, Егорыч – водитель «эмки». Как и когда он успел выскочить из машины, я не видел, но пулю в ногу он все-таки поймал и потерял сознание от болевого шока. На счастье Егорыча, произошло это уже в придорожной канаве. Бойцы охраны тоже ничего не помнили. Все они получили сильную контузию, и пришли в себя только после боя.

Сразу после возвращения на Лубянку, я взялся за карандаш и воспроизвел по памяти лица четырех выживших диверсантов, которым удалось уйти в лес. Немного подумав, я добавил к портретам информацию о росте, комплекции и возрасте каждого из них.

На самом деле, я знал об этих людях почти все. С момента нападения спутники держали под плотным контролем все их перемещения, но выдать людям Берии эту информацию я не мог – такое никаким зрением и памятью не обоснуешь.

Мои рисунки сперва вызвали недоверие, но когда я, посмотрев в окно кабинета, за десять минут изготовил такой же портрет случайного прохожего, на свою беду оказавшегося в этот момент на площади, отношение к моему художественному творчеству резко изменилось.