Денис Кащеев - Путь к Небу

– Не, вообще не вариант, – энергично замотала головой Вика, выслушав мою просьбу. – Родаки меня убьют! Они и так все на взводе после прихода полиции, а если я еще заикнусь об их драгоценной коллекции… У них же там не абы какие купюры – редких серий! Каждая выстрадана!

– Ну и где же тогда мы возьмем банкноты? – жуя бутерброд – кажется, уже не первый по счету – спросил Пашка.

– В интернете полно предложений, – оторвав взгляд от экрана телефона, сообщила нам Маша. – И не так дорого, как можно было подумать: по полторы-две тысячи рублей за бумажку.

– А это точно подлинники? – с сомнением уточнил Иванов. – Не какие-нибудь копии?

– Для копий как раз дороговато…

– Нужно в надежном месте покупать, – тоном знатока заявила Вика. – Например, на известных аукционах.

– Ага, типа «Сотбис», – хмыкнул Пашка.

– При чем тут «Сотбис»? Есть известные русские интернет-площадки. Там даже мама что-то покупала, хотя и поругивала организаторов.

– Интернет-аукционы – это же долго? – уточнила Антонова.

– От недели, кажется. Плюс время доставки.

– Долго, – заключил я.

– Если хотите быстро – есть куча точек оффлайн. В «Городе Хобби», например – мы с папой туда как-то ездили вместе. Там не только боны и монеты – лично я искала однокласснице подарок в анимешном стиле – и нашла, кстати. Но много и магазинчиков, торгующих старыми деньгами – и всякими сопутствующими товарами, типа альбомов.

– Ну, альбомы нам пока без надобности… «Город Хобби» – это который на Щелковском шоссе? – уточнила, порывшись в телефоне, Маша.

– Не знаю – мы туда на МЦК добирались. Следующая станция наверх, после «Измайлово» – не помню названия. Там еще стадион какой-то большой рядом.

– «Локомотив», – кивнула Антонова. – Станция так и называется. Ну что, – обвела она нас глазами. – Сгоняем в Мекку коллекционеров? Прикупим пару раритетов?

Возражений не последовало.

По картинкам в интернете этого было не понять, на деле же купюры «белого злата» весьма разнились размером. Тысячная по длине и ширине лишь на считанные миллиметры недотягивала до половинки стандартного листа для принтера, а приди кому-нибудь в голову выложить поверх нее «десятки», тех там свободно поместилось бы две, да еще и место бы осталось.

При этом, обошлись нам обе банкноты одинаково — по две тысячи шестьсот рублей за каждую. Можно, наверное, было бы найти и дешевле, но встретив в трех торговых точках подряд цену в три тысячи, а в четвертой — на четыреста рублей ниже, мы решили на этом остановиться и сделались счастливыми обладателями двух пестрых бумажек — со следами былых сгибов, но в целом вполне приличного вида.

Тысячную купюру до поры забрала себе Антонова — в ее кресле имелся кармашек, куда ту было удобно положить, не помяв — «десятку» же я предпочел держать наготове.

Несмотря на будний день, народу на Красной Площади и в ее окрестностях было — едва протолкнуться, но «Машино» социальное такси, завернув с набережной на Васильевский спуск, высадило нас у самого Собора Василия Блаженного (как я понял, обычным автомобилям подъезд сюда был запрещен), так что пройти нам оставалось уже всего ничего. И вот, деликатно оттеснив группку галдящих туристов – не то испанцев, не то итальянцев – мы оказались аккурат перед памятником, изображенным на десятирублевой «Деникинской» банкноте.

– «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россiя», – прочла вслух надпись на постаменте Вика. — «Ль…» — запнулась она, не разобрав непонятную старинную букву. — Видимо, «лета 1818», – все же справилась с задачей моя сестрица. – Странно… Я же сама вчера читала: памятник не летом поставили, а в конце зимы!

— В то время слово «лето» означало «год», — пояснил я.

— А, тогда понятно, -- кивнула девочка. – Ну что, будешь дверь искать? – с любопытством посмотрела она на меня.

– Ну да, – кивнул я.

– О, а я, кажется, уже что-то нашла! – заявила внезапно Маша.

– Ты? – непонимающе обернулся я к Антоновой. – Каким образом?

– Что? Что ты нашла? Расскажи! – запрыгав от нетерпения на месте, тут же пристала к ней и Вика.

– Думаю, ответ на загадку Дэйсьюк-сана, – заявила девушка. – Помните, про цифры? Один – восемь – один – восемь. И одна из них, вроде как – ошибочная. Смотрите! – указала она нам рукой на надпись на пьедестале.

– Ты имеешь в виду, 1818-й год? – понял ее Пашка. – И где же ошибка?

– Внимательнее смотрите! Вторая восьмерка.

Я пригляделся. И в самом деле: рядом с последней цифрой года на граните отчетливо виднелся след исправления: словно раньше там была «семерка», но ее почему-то отодрали, заменив на «восьмерку».

– Точно! – хмыкнул Иванов. – Даже расстояние от «единички» разное! То есть правильная цифра – «7»? Как там было? «Восьмые врата»? А на самом деле, значит, седьмые?

– Думаю, да, – кивнула Маша.

– И это вот так прям висит в открытую, у всех на глазах? – недоверчиво покачал головой я.

– Ну, исходную-то формулу, один-восемь-один-восемь – точнее, к чему она применима – отсюда не вычислишь, – заметила Антонова.

– К чему она применима, мы и сами пока не знаем, – бросил Пашка.

– Наверняка, к Царь-колоколу. «Когда придет пора бить в колокол», – не согласился с ним я, процитировав Дэйсьюк-сана.

– «Черед», – поправила меня Маша. – «Придет черед», а не «пора». В остальном – поддерживаю.

– Ну, может быть, – не стал спорить мой приятель.

– Но все же странно, – проговорил я, задумчиво потерев пальцами начавшую вдруг чесаться переносицу. – В самом центре Москвы, прилюдно – такой явный намек – и люди его не замечают? Ладно, у Дэйсьюк-сана народ не был – но явное же исправление! Неужели никто не задастся вопросом – почему так? И как, кстати, после стольких реставраций памятника, след от «семерки» тупо не затерли за двести лет?!

– Может, потому и не затерли, что это намек, – предположила Антонова. – Лишний довод в пользу того, что я права… Ты нашел дверь? – осведомилась она затем.

– Еще нет, – мотнул головой я. – Все на циферки пялился. Сейчас начну искать…

Дверь нашлась быстро. Она располагалась с тыльной стороны памятника, перед самым барельефом, изображавшим изгнание из Москвы поляков (нельзя, кстати, не отметить, что позади постамента, несмотря на достаточно широкий проход, не было сейчас никого, кроме нас четверых – вид на Минина и Пожарского со спины туристов, на наше счастье, не особо привлекал). Все выглядело точно так же, как вчера на Тверской площади: светящийся прямоугольный контур, пара серебристых иероглифов и щель под ними. Разве что последняя оказалась короче – ну так и купюра-«десятка» была куда меньшего размера, нежели давешняя двухсотрублевая!