Эрик Рассел - Избранные произведения в одном томе

Нетерпеливо подпрыгивая на упругой траве, он до отказа наполнил легкие богатым кислородом воздухом. — Когда есть возможность слегка размять ноги, нельзя ее упускать.

Не теряя времени, мы двинулись вперёд, прекрасно понимая, что очень скоро шкипер прикажет вернуться. Невозможно убедить этого человека, что без риска и потерь невозможно открыть ничего нового. Осторожность и нерешительность Мак-Нолти была просто невероятной.

Подойдя к опушке леса, шестеро зеленых туземцев остановились и стали с опаской наблюдать за нашим приближением. Если они поспешили отступить, как только увидели противника в открытом поле, то теперь, когда позади них вздымался густой лес, обрели уверенность. Повернувшись к нам спиной, один из них наклонился и принялся строить рожи, просунув лицо между колен. Гримасы показались нам лишенными всякого смысла.

— Ну и что это значит? — проворчал Джепсон, сразу же проникшись неприязнью к любителю гримасничать — да ещё из-под морщинистого зада.

Уилсон хихикнул и сообщил:

— Я такое видел и раньше. Это означает презрение и насмешку. Похоже, распространено по всему космосу.

— Я бы вполне мог прижечь ему задницу, — агрессивно заявил Джепсон.

Он сделал шаг и рухнул — нога попала в ямку. Зеленые испустили радостный вой и принялись швырять в нас камнями, которые не долетали до цели. Мы помчались вперёд. Слабое тяготение позволяло нам совершать прыжки, достойные олимпийских чемпионов.

Пятеро туземцев исчезли в лесу, а шестой с ловкостью белки вскарабкался по стволу ближайшего дерева. Почему-то зеленые считали, что деревья защитят их от любых неприятностей.

Мы остановились примерно в восьмидесяти ярдах от того дерева, на которое взобрался абориген. Вполне возможно, что оно готовилось щедро угостить стрелками. Все отлично помнили, на что оказался способен небольшой куст. Мы растянулись в цепь, чтобы упасть на землю при малейшем признаке опасности, однако продолжали осторожно продвигаться вперёд. Ничего не произошло. Мы ещё немного продвинулись. И опять ничего. Так, медленно и осторожно, мы приблизились к мощному дереву с длинными толстыми ветвями. От него шёл необычный аромат, похожий на смесь запахов ананаса и корицы. Барабанный бой заметно усилился.

Впечатляющее дерево. Волокнистая зеленая кора, ствол никак не меньше восьми футов в диаметре, и только на высоте двадцать пять футов — первые мощные ветви, каждая заканчивается огромным лопатовидным листом. Мы смотрели на ствол и не могли понять, как наш противник сумел взобраться по нему, да ещё с такой легкостью.

Мы раз десять обошли вокруг дерева, пытаясь найти его среди огромных ветвей, сквозь которые струился зеленый свет. Абориген как в воду канул. Мы не сомневались, что он все ещё на дереве, просто удачно спрятался. Он не мог перепрыгнуть на соседнее дерево, да и незаметно соскочить на землю было совершенно невозможно,

— Настоящая загадка! — заявил Джепсон и отошел на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть дерево.

Одна из ветвей со свистом рассекла воздух и ударила его по спине. Мне показалось, что я слышу ликующий крик дерева.

Лопатовидный лист, распространяя аромат ананаса и корицы, ловко подхватил Джепсона, и через мгновение, крича от ярости и страха, он оказался в воздухе. Потеряв дар речи, мы сбились в кучу, потрясенно глядя на своего несчастного товарища. Мы видели, что Джепсон прилип к внутренней стороне листа и его тело медленно покрывается слоем какой-то желтовато-зеленой дряни, хотя он отчаянно сопротивлялся, пытаясь освободиться. Похоже, жидкость была необычайно клейкой.

Мы крикнули, чтобы он не дергался — иначе желто-зеленая гадость попадет в лицо. Лишь наши громкие ругательства привлекли его внимание. Вся его одежда была покрыта густым клеем, а одна рука плотно прижата к боку. Он выглядел ужасно. Не оставалось никаких сомнений, что, как только мерзкая субстанция попадет на лицо, он задохнётся.

Молдерс попытался забраться по стволу, но ничего не вышло. Он отошел немного назад, но тут же вернулся, поскольку заметил ещё один лист, который приготовился напасть.

Самое безопасное место находилось под несчастным Дженсоном. Он висел на высоте двадцать футов, и лист помаленьку выделял клейкую массу. Через полчаса наш товарищ будет покрыт с головы до ног — и значительно сократит этот срок, если снова вздумает сопротивляться.

Бой далеких барабанов не прекращался, словно кто-то отсчитывал последние мгновения обреченного на смерть.

Показав рукой на золотой цилиндр «Марафона», оставшийся в пятистах футах, Уилсон сказал:

— Не будем терять время. Нужно вернуться за веревками и стальными крючьями. Тогда удастся его снять.

— Нет, — возразил я. — Мы снимем его гораздо быстрее.

Я попрыгал, выясняя, хорошо ли пружинит трава. Удовлетворенный результатом, я поднял лучевой пистолет и прицелился туда, где клейкий лист крепился к ветви.

— Прекрати, безмозглый идиот! — завопил Джепсон, — Из-за тебя…

Луч мгновенно отделил лист от ветви. Дерево совершенно обезумело. Джепсон пролетел двадцать пять футов до земли, успев отпустить по парочке отвратительных ругательств на каждый фут. Продолжая меня поносить, он с диким воплем рухнул на траву, лист крепко держался за его спину. Мы попадали рядом с ним на землю — и с радостью зарылись бы в нее, если бы догадались захватить шанцевые инструменты. Дерево остервенело размахивало ветвями с огромными липкими листьями, пытаясь отомстить своим обидчикам.

Один особенно упорный лист совсем немного не доставал до моей головы, которую я пытался, подобно страусу, воткнуть поглубже в землю. Ароматы ананаса и корицы стали намного сильнее. От одной только мысли о том, как я буду задыхаться, если хорошая порция липкой массы упадет на лицо, мне стало дурно.

Через некоторое время дерево немного успокоилось и прекратило хлестать. Мы подползли к Джепсону и оттащили его вместе с листом в сторону.

Он не мог идти, поскольку его ноги были намертво склеены вместе. Левая рука оказалась крепко прижатой к туловищу. Казалось, Джепсон сильно пьян — он непрерывно ругался и жаловался. Прежде он никогда не отличался такой виртуозностью. Но когда мы оттащили его подальше от леса, я произнёс кое-какие слова, которых он не употреблял.

Молдерс, привычно сохранявший спокойствие, молчал, с интересом прислушиваясь к перебранке. Мы тащили лист с Джепсоном и теперь уже не могли его отпустить, даже если бы захотели. Мы несли его лицом вниз — так полицейские тащат в участок пьяного в стельку матроса. Наш нелегкий труд стал ещё более неприятным из-за юного балбеса Уилсона, который радовался чужому несчастью. Он следовал за нами с нахальной ухмылкой и непрерывно щелкал проклятым фотоаппаратом, который я с огромным наслаждением затолкал бы ему в пасть — вот только руки были заняты! Уилсон казался невероятно счастливым из-за того, что клей на него не попал.