Эрик Рассел - Избранные произведения в одном томе

— Правда, чем выше взлетают надежды, тем ниже они падают, оказавшись ложными.

— Я не считаю свою надежду ложной, — сказал Кинрад. — Когда полет домой длится два года, плюс-минус три дня — совсем незначительная погрешность.

— Наверное, мы просто сбились с курса, и ты выдумываешь разные успокоительные отговорки.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я не в состоянии точно вычислить координаты и проложить правильный курс?

— Я хочу сказать, что даже лучшим специалистам свойственно ошибаться, — нехотя пошёл на попятную Вэйл. — Гибель двух кораблей — лучшее тому доказательство.

— Они погибли не из-за навигационных ошибок, — вмешался Бертелли, хотя по его лицу было видно, что он сам не верит в свои слова.

— Кто бы говорил, но только не ты, — закусил губу Вэйл. — Никак ты успел поднатореть в тонкостях астронавигации?

— Нет, — смиренно признался Бертелли, потом кивнул на Кинрада. — Зато он достаточно разбирается в этом.

— Незадолго до своей смерти капитан Сандерсон детально разработал и просчитал маршрут нашего возвращения, — уже дружелюбнее сказал Кинрад. — Я не менее десятка раз проверил и перепроверил его расчеты. И Марсден тоже. Если ты в них сомневаешься, можешь проверить сам.

— Я же не штурман.

— В таком случае закрой свой люк и дай возможность другим…

— Но я ведь его даже не открывал, — запротестовал Бертелли.

— Что ты не открывал? — не понял Кинрад.

— Мой рот. — Бертелли счел слова капитана личным оскорблением, — Даже не знаю, почему ты вечно отыгрываешься на мне. Все вы отыгрываетесь на мне.

— Ты ошибаешься, — вмешался Вэйл. — Он…

— Ну вот, теперь я ошибаюсь. Я всегда ошибаюсь и никогда не бываю прав.

Испустив глубокий вздох, Бертелли со страдальческим лицом поплелся прочь.

Вэйл с некоторым изумлением проводил его глазами, потом сказал:

— По-моему, у парня комплекс жертвы. И при этом он ещё психолог. Ну не смешно ли?

— Да, — без тени улыбки согласился Кинрад. — Очень смешно.

Вэйл подошел к экрану и стал вглядываться в россыпи точек.

— Так какую из них Марсден принял за Солнце? — спросил он.

— Вон ту, — показал Кинрад.

Вэйл вперился взглядом в указанную точку.

— Ладно, будем надеяться, что он прав.

Сказав это, Вэйл отправился есть.

Оставшись один, Кинрад уселся в штурманское кресло. Он смотрел на экран, но ничего не видел. Мысли капитана были заняты совсем другим. Существовала некая проблема, но была ли она настоящей или кажущейся? И вообще, когда наука станет искусством? Или наоборот: когда искусство станет наукой?

На следующий день Арам неожиданно «спознался с Чарли». Иными словами, у него возник тот же психоз, который стоил жизни Вейгарту. Психоз этот имел заковыристое научное название, но его мало кто знал и ещё меньше кто мог произнести без запинки. Все пользовались жаргонным словечком, появившимся во времена одной очень давней и почти забытой войны. На тогдашних тяжелых бомбардировщиках в хвосте самолета помещался пулеметчик. Его так и называли — «хвостовой Чарли» или просто «Чарли». Насест, где располагался стрелок, напоминал птичью клетку с прозрачными стенками и соседствовал с запасом бомб и тысячами галлонов высокооктанового авиационного бензина. Как-то один из «Чарли» крепко задумался о таком соседстве. Кончилось тем, что он стал с дикими воплями биться о стенки своей воздушной тюрьмы, пытаясь вырваться наружу.

Поведение Арама безошибочно указывало на то, что психика парня дала трещину. Было время обеда. Арам сидел рядом с Нильсеном и механически поглощал еду. Космический рацион ни у кого не вызывал особого аппетита, так что равнодушие Арама к пище было вполне объяснимым. Затем он молча и все с тем же безучастным выражением вдруг отшвырнул поднос и бросился бежать. Нильсен попытался поймать его за одежду, но не сумел. Арам проскользнул через дверь словно кролик, за которым гнались собаки, и помчался по коридору прямо к переходному шлюзу.

Резко отодвинув свой стул, отчего тот едва не выскочил из пазов, Нильсен побежал вслед за ним. Чуть поотстав, в коридор выскочил Кинрад. Бертелли остался сидеть. Ему было необходимо донести до рта тяжелогруженую вилку. Глаза психолога застыли на противоположной стене, но большие уши навострились и ловили каждый звук.

Они настигли Арама в тот момент, когда он пытался открыть внешний люк переходного шлюза, отчаянно вращая рукоятку не в том направлении. Но даже если бы он повернул ее туда, куда надо, ему все равно не хватило бы времени открыть люк. Весь бледный, Арам тяжело сопел от напряжения.

Подбежав к Араму, Нильсен схватил его за плечо, развернул к себе и ударил в челюсть. Крепыш Нильсен вложил в свой удар достаточно силы, намного больше, чем требовалось тщедушному Араму. Сбитый с ног, тот рухнул у двери шлюза, потеряв сознание. Потирая костяшки пальцев, Нильсен проворчал что-то себе под нос и внимательно проверил запорное устройство.

Убедившись, что Арам ничего не повредил, Нильсен поднял жертву «Чарли» за ноги. Кинрад ухватил Арама за плечи, и они перенесли космогеолога в его тесную каюту, где уложили на койку. Нильсен остался его сторожить, а Кинрад пошёл за шприцем и ампулой со снотворным. Двенадцать часов крепкого сна Араму были обеспечены. Это был единственный известный способ совладать с «Чарли»: насильственный сон давал перевозбужденному мозгу необходимый отдых и позволял снизить нервное напряжение.

Вернувшись на кухню, Нильсен принялся за недоеденный обед.

— Хорошо ещё, что его не угораздило схватить револьвер, — сказал он Кинраду.

Кинрад молча кивнул; он прекрасно понял слова Нильсена. Вейгарт тогда держал их всех на мушке, готовясь выйти через шлюз в космическую пустоту, принимаемую им за желанную свободу. Любые попытки взять его живым окончились бы трагически, и потому они были вынуждены застрелить Вейгарта. Быстро и без сантиментов, поскольку жизнь каждого из них висела на волоске. Вейгарт стал их первой потерей. Это случилось на двадцать первый месяц полета.

Они не имели права допустить новых жертв. Экипаж из пяти человек ещё мог управлять кораблем, держать его по курсу и посадить на родную Землю. Но пятеро — это предел. Уменьшение экипажа до четырех грозило превратить корабль в большой металлический гроб, несущийся в межзвездной пустоте неведомо куда.

Это напомнило Кинраду ещё об одной проблеме, которой он так и не нашёл удовлетворительного разрешения. Может, стоит закрыть переходной шлюз на особый замок и держать единственный ключ у себя? Дополнительная мера безопасности. Но не придётся ли дорого заплатить за нее, окажись они в чрезвычайной ситуации? Что хуже: позволить одному свихнувшемуся выпасть в открытый космос или в случае вынужденной эвакуации погубить всех?