Генри Каттнер - Избранные произведения в одном томе [Компиляция]

— Нет, я…

— Вероятно, вас ограбили.

— Да, я… Конечно, так оно и было. — Сэм думал о том, как много возможностей существует, чтобы лишить человека сознания, — горсть пыли в лицо в каком-нибудь переулке, удар по голове. Грабители редко беспокоятся переодевать жертву в собственные лохмотья, но за исключением этого вся история была довольно правдоподобна.

Если не считать того человека, который ждал его пробуждения.

Он встал, все еще ошеломленный.

— Если бы вы дали мне адрес, названный Эвансом.

Он стоял на узкой ленте Пути, уносящей его из больницы. Адрес никуда не приведет, он знал это. Тот, кто организовал всю эту цепь чудес, должен был тщательно замаскировать свои следы.

Кто-то кормил его сорок лет, пока он находился под действием сонного порошка. Захария Харкер знал многое. Сигнал подала Кедра Уолтон, но за ней стоял Захария. Голос Иакова, но рука Исава.

Неужели Харкер следил за ним эти сорок лет? Или Кедра? Кто-то, по словам доктора, выполнил это дело хорошо. Кто-то заплатил за его окончательное излечение — и ограбил и раздел, так что, очнувшись, он имел столько же, сколько имел, когда родился.

Меньше — у него было наследство. Впрочем, этого права его окончательно не лишили. И Сэм с неожиданным приливом гордости осознал, что если бы существовал Джоэль Рид, он стоял бы около отца на длинных стройных ногах, прекрасный и элегантный, как сам Захария, — бессмертный не только по праву рождения, но и по праву внешности.

Он испытывал почти болезненное ощущение, думая о раскинувшихся перед ним годах. Вспомнив о Слайдере, он подумал о нем с новой временной перспективы, которая казалась почти пугающей. Подобное отношение он мог испытывать к кошке или собаке. Отныне у него всегда будет сознание кратковременности жизни обычного человека.

Неудивительно, что семьи образовали тесный союз. К кому можно испытывать чувство дружбы или любви без примеси жалости? Только к равному. Это древняя, древняя пропасть между богами и людьми.

Впрочем, текущих проблем это не решало. Его здесь терпят благодаря кому-то. Кому? Если только он мог бы схватить за горло человека, ждавшего его пробуждения! Кто-то намеренно излечил его, вырвал из забвения — и выпустил, в лохмотьях, без единого пенни. Зачем? Чтобы проследить, что будет делать? Так мог бы поступить бог. Захария? Он беспомощно поглядел на окружающие толпы людей, заполнявшие Пути. Неужели за безразличием одного из них скрывается интерес к его поведению? Или неизвестный соглядатай устал и отпустил его на свободу?

Что ж, со временем он узнает это. Или не узнает никогда.

Один из великолепных результатов последних нескольких часов находился у него в кармане — две тысячи кредитов. Первый шаг сделан. Теперь нужно решить несколько загадок, выяснить несколько деталей — и бессмертие!

Он запретил себе думать об этом. Мозг его отшатывался от бесконечной сложности жизни. Он сосредоточился на двух людях, назвавших имя Эванс, доставивших его в больницу и забравших оттуда. Надо попросить Слайдера организовать расследование. Розата. Здесь Слайдер тоже будет полезен. Остальное придется делать самому.

В горле у него было сухо. Он рассмеялся про себя. Это не псевдожажда, вызываемая сонным порошком. Он обманывался. Вода в любой момент утолила бы его жажду, но он не позволил себе поверить в это. Сойдя с Пути, он направился к ближайшему общественному пункту помощи и пил холодную свежую воду, пока уже не мог сделать ни глотка.

Он смотрел на сверкающие Пути, на громоздящиеся за ними здания, мерцающие огнями, и что-то внутри него начало расширяться, расти и расти, пока, казалось, башня не сможет вместить этой огромной обширности. Он посмотрел на купол из империума, представил под ним мелкое море, облака и свод неба, который он никогда не видел. Так много нужно сделать. И не нужно торопиться. У него есть время. Все время в мире.

Время убивать.

Кости его полны греха его юности, который будет лежать с ним в пыли. Злоба сладка для его рта…

Иов.

Оторванный от созерцания города, он оказался в руках двух человек в мундирах, сошедших за ним с платформы Пути. Мундир не изменился — это была особая правительственная полиция, и Сэм, раньше, чем было произнесено хоть слово, знал, что спорить бесполезно.

Сэм был даже доволен, когда один из этих двоих показал ему свой значок и сказал:

— Пойдемте с нами.

Наконец-то сделан хоть один осязаемый шаг. Возможно, сейчас он получит ответы на некоторые из мучивших его вопросов.

По самой быстрой ленте Пути они направились к центру башни. На них с любопытством поглядывали. Сэм держался за перила, чтобы сохранить равновесие. Он смотрел вперед, туда, куда они направлялись.

Бессмертные каждой башни жили в группе высоких разноцветных зданий, построенных в центре города и окруженных кольцом стен и садов. Полиция привела Сэма прямо к помещению семьи Харкеров. Сэм не удивился. Казалось невероятным, чтобы Захария, приказавший убить его сорок лет назад, позволил бы ему находиться без присмотра следующие сорок лет. С другой стороны, казалось невероятным, чтобы Захария вообще позволил ему жить. Сэм пожал плечами. Скоро он узнает правду.

Его провели через маленькую дверь в задней стене самой высокой башни по прозрачной пластиковой лестнице, под которой к находившимся внизу садам стремился поток серой воды. Красные и золотые рыбы плавали в воде, тянулись нити водорослей. У основания лестницы ждал маленький позолоченный лифт. Полицейские впустили его внутрь и, ни слова не говоря, закрыли за ним дверь. Сквозь стеклянную дверь были видны скользнувшие вниз их бесстрастные лица, и вот он остался один в слегка покачивающейся кабине, поднимавшейся к верхним этажам дома Харкеров.

Стены лифта были покрыты зеркалами. Сэм привыкал к себе в роли Джоэля Рида, чувствуя себя глуповато и раздумывая, знает ли тот, кто ждет его наверху, что он Сэм Рид. Маскировка хороша. Он не выглядит точно, как его предполагаемый отец, но естественное сходство очень велико.

Давление на подошвы Сэма увеличились: лифт замедлял движение. Остановился, дверь открылась, и Сэм оказался в длинном зале, стены и потолок которого представляли собой сплошной шелест зеленых листьев. Зал освещался искусственным дневным светом. Из гидропонных бассейнов под полом тянулись стволы, образуя перекрещивающийся тоннель над головой. От легкого ветерка раскачивались цветы и плоды. Для выросшего в башне человека все это было экзотичней всякой меры.

Сэм осторожно пошел по молчаливому залу, слегка отшатываясь от листьев, задевавших его лицо. Как и все жители Венеры, он боялся опасной жизни ее поверхности и не доверял ей.

С противоположного конца зала доносилось журчание и всплескивание падающей воды. На пороге другой комнаты, у решетки, Сэм остановился в изумлении.