Михаил Михеев - Три «танкиста» [litres]

Самой большой проблемой виделись три момента. Во-первых, линию соприкосновения худо-бедно мониторили всевозможные наблюдатели. Во-вторых, от великого ума правительственные вой-ска (ну, это с точки зрения тамошних, пока еще признаваемых в мире официальных властей правительственные) могли поднять в небо остатки своей авиации, что вносило элемент внезапности. Ну и, в-третьих, гонять сейчас предстояло не туземцев, а пусть и третьесортную, разложившуюся, но все же имеющую боевой опыт армию, состоящую из представителей белой расы. Да еще и созданную когда-то на основе советской, а это не шутки. Впрочем, последнее Полякова, когда он докладывал свои соображения, волновало меньше всего. В конце концов, прошлая операция тоже была против аналогичной армии – и ничего, справились.

Генерал приказал не умничать. Исполнители взяли под козырек. А куда деваться? В конце концов, они все офицеры, а значит, вольны в своих действиях лишь до определенного предела. Да и то сказать, не такие уж и серьезные проблемы перед ними стояли. Уж нерешаемыми их точно не назовешь.

Линия разграничения.

Пять часов спустя

Тиха южная ночь, сказал классик. Но сало лучше перепрятать – так добавили те, кто понимал здешний менталитет. Впрочем, эта ночь и впрямь выдалась относительно тихой. Во всяком случае, звуки в воздухе присутствовали исключительно естественные, вроде поскрипывания деревьев и мерзкого звона немногочисленных цикад. И никаких выстрелов даже отдаленного шума моторов не было.

Сержант Поросюк лениво сидел, прислонившись спиной к твердой, словно камень, стенке окопа. Днем так не посидишь – слишком жарко. Да и опасно, честно говоря, снайперы у – сепаров в – последнее время обнаглели вконец. Как где-нибудь начнется стрельба, так они тут же учиняют обстрел по всему фронту, будто намекая: заткните своих дебилов. Никого еще не убили, правда, напротив, старались не бить в голову, но от этого не легче – инвалидность успевшие набраться колоссального опыта стрелки обеспечили многим. Тем более в последнее время у них появились крупнокалиберные винтовки, с одной пули отстреливающие руку или ногу. Американские винтовки с армейских складов, голову бы оторвать тем, кто за эти склады отвечает.

И ведь, что обидно, не накроешь их сразу минометами – живо в ответ прилетит что-нибудь тяжелое. Эти… даже слов не подобрать кто, почти поголовно имеют теперь гражданство России. А москали стараются в обиду своих не давать. И если на перестрелки они внимания особого не обращают, то за применение артиллерии, если при этом гибнет хоть один мирный житель, карают жестоко и сразу. Бывали прецеденты.

А как хорошо было раньше! Поросюк вздохнул и неловко пошевелился, выпрямляя затекшие ноги. Не у всех, конечно, но у таких, как он – точно. Служил он до всего этого бардака в морской пехоте – народ туда набирали исключительно с запада страны. Тренировали здорово. Правда, когда пришли москали, оказалось, что все же недостаточно. Пули руками отбивать не научили. И под прицелом тяжелых пулеметов пришлось складывать оружие и убираться из комфортабельного и приятного курорта, где они, собственно, и базировались тогда. Обидно!

За свою обиду они потом отплатили здесь. Их не зря считали самыми боеспособными частями. Снабжали лучше всех. А главное, трофеи брать не запрещали! Он тогда своими подарками семью одел-обул, дом новой мебелью обставил, отцу трактор обеспечил. Естественно, не заплатив ни гривны. Товарищи тоже отличились. Славные были времена…

Сейчас такого уже нет. Сидишь в окопе да звереешь со скуки. А главное, с местных брать уже нечего, сепары же отдавать то, что у них осталось, не собираются. Больше того, пообещали, что мародеров, если что, будут расстреливать. Какое ж это мародерство? Это ж трофеи! Но сепарам плевать. Пообещали, что даже если война кончится, найдут и убьют. А еще говорят, что война в столице закончится, и нехорошо так посмеиваются. Сволочи, одним словом. Что им в неньке не жилось?

Раздались негромкие шаги, и сержант потянулся за автоматом. Привычка вначале хвататься за оружие, а потом уже смотреть, что и как, выработалась у него почти сразу. Те же, кто не успел приобрести столь полезные рефлексы, давно червей кормят. Впрочем, тревога оказалась ложной.

– Петро, ты, что ли? Не подкрадывайся больше, а то стрельну невзначай.

– Спокойно, Грицко, нервные клетки не восстанавливаются!

– Во-во. Зубы тоже.

– Меньше языком чеши. И о здоровье своих позаботься.

Поросюк задумался на миг, а потом выдал все, что думает о приятеле, его идиотской привычке тихо ходить и вообще о мире в целом. Получилось неплохо. Тем более, несмотря на сравнительно молодой возраст, сержант когда-то учился в неплохой школе с учителями еще советской подготовки. А те, в свою очередь, сумели привить деревенскому увальню любовь к чтению. Так что словарный запас у парня имелся неплохой, да вдобавок, читая в сопливом детстве Хайнлайна, он проникся его мнением о том, как должны выражаться сержанты. Вот и следовал теперь в меру сил рекомендациям старого моряка [35]. Получалось неплохо. Во всяком случае, Петро одобрительно покивал и демонстративно хлопнул в ладоши, после чего поинтересовался:

– Как отдыхается?

– Нормально, – к Поросюку вернулось благодушное настроение. В самом деле, не ссориться же из-за ерунды с одноклассником, с которым сидели за одной партой в школе, а потом еще и в институте, из которого через два года оба благополучно вылетели. И, как супругов может, согласно клятве, разлучить только смерть, так их развела армия. А потом свела обратно, в этом Богом проклятом месте. – А ты что?

– Ах, как тяжел собачий век… И в снег, и в зной, и в слякоть из дома гонит человек – и заставляет какать, – ухмыльнулся приятель и легко, в одно движение выбравшись из траншеи, не скрываясь зашагал в сторону балки, где их взвод оборудовал себе отхожее место. И ни он, ни Поросюк не знали, что видят друг друга в последний раз…

Не прошло и минуты, как земля тяжело дрогнула. Потом еще раз, еще… От грохота заложило уши, сержант даже рухнул на землю и несколько секунд не мог понять, что происходит. И лишь спустя пару минут он сообразил, что накатывающийся с востока рокочущий гул – это не галлюцинация, а быстро приближающийся рев танковых двигателей.

Подхватив оружие, Поросюк высунулся из траншеи. Как оказалось, лишь для того, чтобы нырнуть обратно. В каком-то десятке метров от него через линию траншей, никем не обстреливаемые, шли танки. Много танков. Знакомые, даже в темноте легко узнаваемые Т-64 и Т-72. Видно было плохо, но Поросюк не сомневался, что все они с вражескими эмблемами, частью захваченные сепарами на поле боя и восстановленные, частью (это сержант знал точно) проданные им своими же, типа честно служащими, офицерами. А так как сержант был не дурак, то моментально сообразил, что случилось.