Кирилл Клеванский - Дело Черного Мага. Том 2

Все так же сотрясаясь от очередного приступа, мужчина, держась за стену дома, свернул в темный тупичок.

Раздался гром.

– "Нашли" – подумал мужчина.

Трясущейся рукой чужак достал из внутреннего кармана пальто пачку сигарет. Выудив ракового солдатика, мужчина ловко закинул его в рот и прикурил от молнии, ударившей прямо перед ним.

Столп белого света, по недоразумению явившийся после, а не перед оглушительным громовым ударом, взорвал и без того многострадальный асфальт. Раскаленные капли брызнули на кирпич и чью-то столь неудачно припаркованную машину. Видимо хозяину придется раскошелится на перекраску.

– Ты заставил меня побегать, – произнес высокорослый джентльмен, вышедший из молнии словно та была обычной дверью в какой-нибудь дешевый кабак. Высокий, на две головы выше чужака, он что-то придерживал у пояса. Толи тубус, толи трость. В такой темноте, разгоняемой лишь тлеющей сигареткой, сложно было разобрать даже собственные пальцы, не то что чью-то фигуру.

– Закончим, – прокряхтел чужак, сплевывая скопившуюся во рту кровь.

– Ты проиграл, – произнес джентльмен, поправляя вычурную шляпу котелок. Нет, мода на головные уборы бессмертна, но вот котелок – это уже слишком. Чужак ухмыльнулся. – Мы все равно добьемся своего. Ты лишь не более, чем помеха на пути нашего господина.

– Твоего, – прокряхтел чужак. – Твоего господина.

Повисла тишина. Её, впрочем, буквально разрывал все нарастающий гул, схожий с волной увеличивающегося цунами.

Люди включали маговизоры, судорожно водили пальцами по экранам смартфонов, просили включить погромче звук в кафе и слушали объявление о конце войны.

Кто-то кричал, иные смеялись, утирая слезы радости и считали дни, до возвращения родных; иные проклинали магов, большая часть которых вскоре вернется. Но, так или иначе, Маэрс-сити неожиданно для себя проснулся в этот темный час, освещая ночь мириадами электрических и неоновых огней.

Чужак поднял голову и подставил лицо каплям дождя.

Интересно, а как сейчас выглядит остров из глубин бесконечного космоса?

– Приготовься.

Уши прорезал металлический лязг. Сверкнуло лезвие длинного клинка.

Наверное, как чертова задница…

Раздался свист, а затем пришла очередная молния. Белый дракон сорвался с черных небес. Он, словно жадная до плоти любовница, обнял клинок, заставив сталь сиять ярче полярной звезды. Всего одно движение и меч вспорол плащ. Изогнутое лезвие, сотканное из искрящейся молнии, прошло дальше, разрезая кирпичную стену за спиной чужака и уходя куда-то к центру авеню, корежа машины и вспарывая дорожное полотно, словно то было лишь прохудившейся половой тряпкой.

На землю упала сигарета, которую, спустя мгновение, накрыла черная, фетровая шляпа.

Больше в тупике не было ничего и никого. Исчез высокий джентльмен, а вместо трупа и крови на асфальте лежала кучка пепла. Подул ветер и не стало и её.

Крики все нарастали.

Народ начал выбегать на улицы, не обращая внимания ни на грозу, ни на дождь. Крупные капли тарабанили по листовому железу, покрывшему крыши трущоб Хай-гардена. Молнии то и дело вонзались в громоотводы, а сам гром как-то "поскромнел" на фоне орущего людского моря.

Вдруг, неожиданно для всех, кто мог бы случайно заметить вспышки подчиненной стихии, из тьмы вышел третий человек. В его фигуре не наблюдалось ни единой черточки, за которую мог бы зацепиться взгляд и надежно запереть в памяти. Абсолютно обычная конституция, ничем не примечательная одежда. Только лицо, показавшееся в свете зажегшихся фонарей, удивляло и даже поражало какой-то детской наивностью и юношеской добротой.

Человек, встретивший этого мужчину, сам собой придумывал прозвище "Добряк", потому как иначе подобного джентльмена назвать было сложно.

Добряк, или как там его зовут на самом деле, нагнулся и поднял шляпу, с укором глянув на промокшую сигарету. Отряхнув головной убор от воды и грязи, он сделал шаг назад, растворяясь во тьме.

* * *

Закончив с бумажной волокитой, управительница небрежно подняла ребенка на руки, словно тот был кулем с одеждой, а не живым человечком.

Посыпая чехоточного, личинку человека, приют, район, город и бога самыми отборным ругательствами, женщина поднималась по трескучей лестнице. Еще в прошлом месяце девочка Элис сломала здесь ногу, но ступени менять не стали. Даже дыру не заделали.

С каждым пролетом брань становилась все красноречивей и отборней. Какой-нибудь ученый, возможно, сделал бы вывод о прямой зависимости количества пройденных метров и нецензурного словарного запаса. Впрочем, сама управительница сделала лишь один вывод – этот проклятый зеленоглазый мозгляк принесет ей немало бед.

Бывшая шлюха хоть и не верила в бога, зато верила в приметы. Появиться в такую мерзкую ночь, да еще и на руках чахоточного – подобной участи не очень-то и позавидуешь. Видимо сам факт того, что ребенку предстоит стать очередной сиротой Хай-гардена, не очень-то и волновал суеверную тетку.

Остановившись на четвертом этаже, покрасневшая хозяйка переложила ребенка на левую руку, правой стянула чепчик и принялась вытираться им, пользуя вместо платка.

Жирный пот оставлял не только неприятный запах, но и столь же пакостные отметины на и без того пожелтевшем предмете ночного туалета.

– Принесли же тебя черти на мою голову, – с отдышкой, буквально задыхаясь, прорычала мадам.

Ребенок, моргнув, не подал и виду, что его как-то задели прозвучавшие слова.

– Мерзкий ублюдок, – прошипела управительница.

Что ж, несмотря на необъятные габариты и трясущийся под ночнушкой жир, диапазону её голосовых способностей мог позавидовать иной лектор.

Шипя, причитая, рыча, цедя, сплевывая, гаркая, скрипя и даже шепча, она все же смогла добраться до инкубатора. Так работники "св. Фредерика" называли угол, где воспитанники жили до трех лет. Потом их разбрасывали по комнатам и переводили на другие этажи. Чем ниже – тем старше, а чем старше – тем озверелей.

Я вас не обману, сказав, что некоторая, не самая малая часть криминала Хай-гардена, некогда обиталась именно в этом приюте.

Малыш, кажется, даже не удивился очередному дверному скрипу. Но стоило только прозвучать первой ноте, как небольшая комнатушка, которую иные постеснялись бы пристроить под чулан, взорвалась гвалтом детского крика и писка.

Кто-то кричал потому что хотел есть, иные потому что их разбудили, а последние, как считала управительница, из вредности и за компанию.

Что ж, возможно она была права.

– Поганые отродья, – каркнула хозяйка.

Женщина, скривившись, сбросила с небольшого столика соски, бутылочки, пеленки и прочие атрибуты ухода за ребенком. Пока те падали на пол и куда-то резво укатывались, женщина с отвращением скинула новенького на столешницу, а потом ушла, громко хлопнув дверью.