Дмитрий Панасенко - Ллойс [СИ]

— Конечно, сладенький. Не вынимая сигары изо рта, Ллойс неуловимым движением достала из кобуры обрез, навела ствол на повернувшегося к ней затылком робота и спустила курок. Грохнуло так, что заложило уши. Во все стороны брызнули осколки керамики и горячего пластика.

— Какого хрена!! Вскочил на ноги Ыть. Ты чего, ыть, творишь?!

— Да все правильно она сделала, со смешком отставил в бокал с наливкой в сторону Пью. Я тоже не помню где у этой модели выключатель. Ты что запах не почувствовал?

— Ну… ацетоном, ыть, слегка тянет, нахмурился толстяк. И проводкой паленой, покоился на все еще дергающегося на полу робота.

— Упырями тут пахнет, усмехнулась Ллойс, передернула затвор, и ловко подхватив вылетевшую гильзу, спрятала ее в карман.

— А-а-а… Больно!!.. Ик! — Неожиданно икнул сжавшийся в комок и зажимавший правое ухо скриптор. Из под ладони на плечо подростка медленно капала кровь. Пошарив по столу свободной рукой, Райк нащупал стакан с соком и механическим движением потянул его к себе.

— Ну ты и уникум. Испугался что ли? Елейным голосом поинтересовалась у Райка наемница. — Будь добр оставь каку, там как минимум снотворное.

— Да откуда тут снотворное. — Не торопясь встав стрелок вытащил из за пазухи пистолет и щелкнул предохранителем. — Рядом с Свечением, как мне помнится полно пауков с нервно паралитическим ядом. Яд прекрасный, хоть в мышцу его коли, хоть в еду лей. Только одна проблема, кислит он слегка.

— А, точно, вспомнила… Кивнула Элеум. Песчаный каракут называется. А еще иногда горлолазом.

— Никогда не слышал. Это из-за милой привычки в рот спящим заползать? Поинтересовался Пью.

— Ага, с рассеянным видом оглядывая комнату ответила Ллойс.

— Мне осколком ухо рассекло, пожаловался поспешно отбросивший в сторону стакан скриптор.

— Ну, извини, сладенький, я тебя позже, где бо-бо поцелую, пожала плечами наемница. Может быть. — Только ты подружке своей красивой не рассказывай, а то заругает. Перезарядив обрез, наемница обернулась к снайперу. — Ну что Пью, пойдем, завалим упыря?

— Думаю он где-то наверху заперт, кивнул стрелок. Дамы вперед..

— А ты шутник, милый. Усмехнулась девушка.

— Я одно не понял, все эти, сэр, мэм, это вообще, ыть, что такое было? Почесав затылок, тяжело вздохнув, рухнул обратно в кресло заметно успокоившийся толстяк. И может его все же добить? Кивнул он на продолжающего упрямо дергаться робота.

— Вот ты и добей, если хочешь, пыхнула сигарой девушка. А Кукла тебе поможет.

— Это, ик… стандартный речевой набор, ик… робота слуги. Вроде как до войны людям, ик… нравилось, что к ним так обращаются. Булат, привет. Те, что на центральной базе у… ик… нас тоже так разговаривают, неожиданно подал голос все еще зажимающий продолжающее кровоточить ухо скриптор.

— Пошли уже, повернулся к продолжающей задумчиво дымить обгрызенной сигарой наемнице Пью. Не по себе мне, что тут по дому тварь бродит. — А ты Райк поищи пока тут умывальник или душевую. Заодно и рану перевяжешь.

— Интересно, тут есть горячая вода? Убила бы за ванну. Мечтательно закатила глаза Элеум.

— Мыло. Вода. Вжик — вжик. Хорошо. Упырь. Плохо. — Подтвердила Кукла.

Очнулся Райк как-то быстро, рывком, минуя то расслабленно-ленивое состояние между сном и бодрствованием, которое обычно сопровождало его, если он просыпался в мягкой постели. В постели? Стараясь не обращать внимания на внезапно накатившую слабость, скриптор, откинул в сторону одеяло, бодро спрыгнул с широкой, необычно высокой двуспальной кровати. Его босые ноги тут же утонули в густом, безупречно чистом, разве что немного пахнущем старостью и сухой шерстью ковре. С удивлением подросток осознал, что он впервые, пожалуй, за последние несколько недель, спал без одежды. Это было бы очень приятным фактом, если бы он помнил, как раздевался. Но события вчерашнего дня и большей части вечера почему-то скрывались в густом и липком тумане беспамятства. Стоило только попытаться что-нибудь припомнить, как и без того тяжелая, будто наковальня, голова начинала пульсировать болью, а к горлу подкатывала тошнота. Несмотря на приоткрытое окно, в комнате было душно и жарко. Солнце, прорываясь через легкие полупрозрачные шторки, заливало богатое убранство спальни ярким, раздражающе болезненным светом. Выцветшие бархатные обои, покрытые замысловатой резьбой деревянные панели, развешанные по ним странного вида фото в рамках, ухоженную мебель довольно древнего вида, огромную кровать, на которой он очнулся, стоящее в дальнем углу непонятное сооружение — что-то типа небольшой тахты на вычурных гнутых ножках, с наброшенным сверху мятым покрывалом… Пахло мастикой, песком и чуть-чуть пылью. Из-за окна раздавались приглушенные звуки. Будто большой и острый резак с точностью и неторопливостью маятника, древних механических часов, врезался в нечто хрустящее и неподатливое. Эти звуки вызывали какие-то смутные и неприятные ассоциации, но стоило только попробовать сосредоточиться, как затылок начинал пульсировать болью. Оставив бесплодные попытки и оглядевшись по сторонам, скриптор с облегчением увидел, что его одежда аккуратно сложена на стоящем поодаль, обитом потертой тканью стуле, а на прикроватной тумбочке кто-то заботливый оставил большую, слегка помятую алюминиевую кружку с водой и пару соевых батончиков. В желудке предательски заурчало. Вода была теплой и слегка отдавала ржавчиной, а успевшие набить оскомину за время путешествия, приторно сладкие энергетические батончики — единственное, что осталось от армейских пайков, вызывали изжогу одним своим видом, но голод и жажда отступили, голова перестала гудеть, и даже наполнявший ее туман, стал немного прозрачней. Во всяком случае, он вспомнил, как вчера кто-то, ругаясь в полголоса, стаскивал с него штаны. Коснувшись стрельнувшего острой болью заклеенного пластырем уха, Райк тяжело вздохнул и принялся одеваться. Память потихоньку возвращалась. Повесив на плечо автомат, скриптор, не обращая внимания на вновь накативший приступ слабости, от которого его бросило в пот, буквально вбил ноги в стоящие у кровати высокие фиберглассовые ботинки и заспешил вниз.

Стальное, тупое, словно валенок, покрытое в равной степени ржавчиной и царапинами лезвие слегка погнутой прежними владельцами лопаты с хрустом врезалось в сухую неподатливую землю. Очередная порция смеси гравия, песка и пыли, описав широкую дугу, приземлилась на вершине успевшей изрядно вырасти за последний час земляной кучи. Стоящая посреди длинной, глубокой, по грудь взрослому человеку, и довольно широкой ямы наемница отставила инструмент в сторону и, утерев выступивший на лице пот подолом не первой свежести майки, повернулась к подростку.