Макс Глебов - Тактический уровень [СИ]

Пулеметчик и рядовые не сразу оценили изменение обстановки, а лодка, тем временем, приблизилась к нам почти вплотную. Сообрази фельдфебель чуть раньше, и нам было бы гораздо сложнее. Командир «шутрмбота» попытался в последний момент отвернуть в сторону, но сделал только хуже, развернувшись к нам бортом.

Вместо ответа в немцев полетели ножи. Цели мы распределили сразу, как только увидели лодку, так что теперь каждый знал, какого врага ему следует уничтожить. Фельдфебель выпустил рукоять управления мотором и, не издав ни звука, сполз на дно лодки с ножом в сердце, но на этом наша удача закончилась. Разведчики не имели опыта метания ножей из воды. Конечно, некоторое подспорье в этом деле им обеспечивал обломок понтона, на который можно было хоть как-то опереться, но все равно точность их бросков оставляла желать лучшего.

Капитан взял на себя пулеметчика и даже смог поразить цель, но нож попал немцу в плечо, и ефрейтор громко закричал, завалившись назад, и скрывшись от нас на дне лодки. Рядовые среагировать не успели, но Игнатов промахнулся, а Никифоров нанес врагу болезненную рану, порвав ему кожу на щеке, но тоже не смог убить своего противника.

Чего-то подобного я опасался и был готов к тому, что разведчиков придется подстраховывать. Немец, раненый Никифоровым, уже поднимал винтовку, когда мой второй нож пробил ему грудь. Рядовой захрипел, выронил оружие и с плеском упал за борт, однако теперь я не видел еще одного немца, за которого отвечал Игнатов.

Пулеметчик на дне лодки продолжал оглашать окрестности громкими воплями. Над бортом лодки показался ствол MP-40, и ночную тишину прорезала длинная очередь. Похоже, это был тот самый рядовой, быстро исчезнувший из моего поля зрения. Немец нас не видел, и пытался стрелять в то место, где мы находились в момент начала атаки, но попасть он не мог никак – сейчас мы были уже гораздо ближе к лодке. Я схватил автомат за ствол и резко дернул его на себя. Пальцы обожгло болью – ствол раскалился от стрельбы. В тот момент мне было, мягко говоря, не до таких мелочей. Я ухватился за борт и буквально впрыгнул в лодку, стараясь сместиться ближе к корме на случай, если кто-то из противников успеет дотянуться до оружия и попытается в меня выстрелить.

Выстрел действительно прозвучал, но целью, похоже, был не я. «Мой» немец, лишившийся своего автомата, лежал на дне штурмбота с дикими от страха глазами и не пытался оказывать сопротивление. Стрелял пулеметчик. Он больше не кричал. Его правая рука висела плетью, а в левой ефрейтор сжимал пистолет. В кого он стрелял, я не понял, но прямо сейчас противник разворачивал свое оружие в мою сторону, и с этим срочно следовало что-то делать. Руки мои были пусты, а дотянуться до поясных ножен я не успевал. Нас разделяло около двух метров и даже с моей скоростью я вряд ли мог рассчитывать на успех, попытавшись прыгнуть на противника. Выход требовалось найти мгновенно, и я решил повторить прием, невольно примененный при захвате лодки гауптмана в прошлом рейде. Вместо того, чтобы напасть на пулеметчика, я сначала запрыгнул на борт лодки, сильно оттолкнувшись от него обеими ногами. Фокус заключался в том, чтобы сделать это ровно в тот момент, когда палец немца начнет давить на спусковой крючок. «Штурмбот» резко накренился, и немца мотнуло в сторону. Грохнул выстрел, но пуля прошла далеко в стороне от цели, а я уже распластался в прыжке, и второго шанса у пулеметчика не оказалось.

Лодка дернулась еще раз, и когда я отвернулся от мертвого врага, вырвав из его руки пистолет, последний оставшийся в живых немец продолжал лежать на дне лодки, с ужасом глядя на истекающего водой Игнатова, державшего нож у его горла.

– Нагулин, помоги! – Услышал я из воды голос Никифорова, – Командир ранен.

Мы аккуратно втащили капитана в лодку. Щеглов был без сознания, а его лицо обильно заливала кровь, смешанная с водой, стекавшей с мокрых волос.

Сначала мне показалось, что капитан мертв, но, положив руку ему на шею, я не только почувствовал слабую пульсацию, но и получил от вычислителя эксперсс-отчет о состоянии разведчика.

– Жить будет, – успокоил я товарищей, – Сильное сотрясение мозга, но кости черепа, похоже, не проломлены. Хорошая у командира реакция – успел, видимо, голову пригнуть. Пуля по касательной прошла. Его как дубиной ударило.

На лице Никифорова явственно проступило облегчение.

– Лодкой управлять умеешь? – повернулся я к немцу.

– Яволь, – дрожащим голосом ответил рядовой и часто-часто закивал головой, – прошу, не убивайте меня, я сделаю все, что скажете. Я могу быть полезным. Я знаю районы поиска других «штурмботов» и могу вывести вас отсюда. Герр офицер, у меня дети, семья в Вене. Я австриец, это не мой война…

– Заводи мотор! – прервал я пленного, – Если все сделаешь, как надо, будет тебе твоя Вена, после нашей победы.

К стрельбе посреди реки немцы на обоих берегах Днепра отнеслись крайне болезненно. В наши планы устраивать такие шумовые эффекты совершенно не входило, но что получилось, то получилось, и теперь приходилось действовать в новых обстоятельствах.

Мотор взревел на полных оборотах, и «штурмбот» довольно бодро начал набирать скорость. Прожектор в процессе захвата лодки бесследно сгинул за бортом, но в сложившейся ситуации это, пожалуй, было даже к лучшему. Немец, правда, ощутимо нервничал, ведя лодку на полном ходу и ничего толком не видя впереди. Убедившись, что в управлении нашим трофеем нет ничего особо сложного, я сам сел к мотору и приказал Игнатову связать пленного и присматривать за ним.

Пока немцы не разобрались, что произошло, мы стремились успеть проскочить как можно дальше вниз по течению. К сожалению, соображали враги довольно быстро, и нам наперерез вышли сразу две штурмовые лодки. Противник нас пока не видел, но примерно представлял, где мы находимся. Кто и в кого стрелял, немцы не знали и вести огонь наугад не решались, но расстояние между нами и «штурмботами» быстро сокращалось, и если мы хотели двигаться дальше, нам нужно было от них избавиться.

– Младший сержант, смени меня! Правь прямо и никуда не дергайся.

Никифоров занял место у мотора, а я перебрался на нос лодки, где Игнатов уже готовил к бою пулемет.

Я открыл огонь, когда до вражеских лодок оставалось метров двести. Моей первой целью стал мотор ближайшего к нам противника. Если бы лодка шла на нас в лоб, приподнятый нос скрывал бы от меня рулевого, но немцы стремились пересечь наш курс, и уязвимый бензиновый двигатель находился на линии огня.

Темноту прорезала яркая вспышка. «Штурмбот» резко потерял скорость, осел на нос, и его горящим костром понесло вниз по течению. Уцелевшие члены экипажа немедленно попрыгали в воду, чтобы сбить с себя пламя.