Анна Калинкина - Метро 2033: Они не те, кем кажутся [сборник litres]

И все-таки две книги он успел продать в переходе, остальные забрал местный оптовик – цена была пониже, чем сам Ершик выручил бы в розницу, но просьба продать больше напоминала приказ: делай, что тебе говорят, а то хуже будет. Спорить с этими барыгами он мог бы разве что выглядывая из-за спины Старого, но двухметрового приятеля теперь рядом не было, а на собственные силы Ершик не рассчитывал. Да и цену предложили неплохую по меркам Проспекта Мира-радиального. И все-таки впечатление от все еще красивой Новослободской осталось нехорошее – кругом одно жулье! На дне сумки оставалась последняя книга: сказки Андерсена… Совершенно непонятно почему.

На пассажирское сиденье Ершик теперь забирался с трудом, вокруг его пояса были обернуты уже три «колбаски» с патронами – укладывая их дома в сумку, даже и подумать не мог, что пригодятся, обычно он заполнял не больше одной и еще немного позвякивало в другой, а тут даже в сумку пришлось отсыпать.

– В банк везешь? – На противоположном сиденье расположился мужчина с небольшой сумкой в руках, а ремешок сумки был крепко намотан на руку. – Здесь везде воров полно, по всему центру. На окраинах никто крошки чужой не возьмет, а здесь… Видно, воруют, когда есть что.

Или есть кому… Далеко не всем придет в голову мысль взять чужое, даже если оно просто валяется на полу, – Георгий Иванович к чужой сумке боялся прикасаться только потому, что она чужая. А уж чтобы открыть да взять что-нибудь! Не в центре дело, в чем-то другом. Хоть мужчина не произвел приятного впечатления, но слово «банк» заинтересовало.

– А зачем в банк?

– Ты ж на Белорусскую собрался?

– Да.

– И не с пустыми руками, как я погляжу. Значит, чтобы вклад сделать.

Шевельнулось в памяти про какие-то проценты и вклады, а еще замысловатое слово «рента»… И рассказ любопытного до чужих денег незнакомца о том, как можно увеличить количество патронов в собственности при том, что физически их количество не прибавляется, про кредит, займы и банковский счет занял все оставшееся время до станции, на подъезде к которой Ершик закрыл нос рукавом: такой мясной ряд видеть еще не приходилось. Но зато здесь цены на шашлык должны быть невысокими. Отделавшись от попутчика, он решил поберечь консервную банку до лучших времен и направился в закусочную, за едой подсчитывая, сколько процентов мог бы получить в год с содержимого кошелька. Да ну их, эти проценты. У них с мамой и одеяла дырявые, и фонарик давно пора купить… Да и большая часть патронов – чужие, сталкерам вернуть должен. Вздохнув еще раз о доме и приканчивая вкусный свежий шашлык, Ершик огляделся. И будто окаменел: прямо напротив него за столиком сидел человек, на руках которого многозначительно синели татуировки: две параллельные зигзагообразные линии и странная трехконечная закорючка. Свастика Четвертого рейха.

То ли дело было в свастике, то ли этот человек держался как-то особенно высокомерно и противно, но его присутствие давило на психику. Офицер Рейха доел шашлык с довольным видом, аккуратно положил вилку на стол и посмотрел на Ершика так, что хотелось броситься бежать в туннель сломя голову и быстрее, чем от твари. Тварь хотя бы видела в нем пищу, а этот смотрел как на вредное насекомое, раздумывая, задавить ногтем или неохота пачкать руки.

– Свинину кушаешь, мальчик? Хорошо…

Ершик едва удержался, чтобы не поморщиться от брезгливости. Хоть и офицер, да не воин, его невозможно представить обороняющим рубежи станции – он не будет искать в темноте и грязи опасных тварей, убивающих людей и не будет выдумывать повод придраться к нарушению закона, чтобы наказать. Это же просто палач, повод ему не нужен. Неужели такими людьми заполнены три станции метрополитена? Но добраться до Пушкинской надо было обязательно, слово дал.

– А отчего ее не есть, если вкусно? Дядя, я вот чего спросить хотел… Как можно попасть к вам в Рейх?

– Добровольцев временно не принимаем, своих девать некуда, – не совсем верно понял его офицер со свастикой. – Да и вид у тебя какой-то не совсем русский.

Что верно, то верно, когда мама украинка, а папа грузин… По бабушкиной линии Ершик считал себя и русским в какой-то степени, от отца он унаследовал только небольшую горбинку на носу. Вряд ли этому человеку интересна вся его родословная, которую он и сам смутно себе представлял. Не дворянин он, чтобы генеалогическое дерево рисовать.

– И все-таки, мне очень нужно на Пушкинскую, какой у вас порядок? Только по пропускам, пошлину надо заплатить или как?

– Порядок у нас один: черным прохода нет.

Офицер поднялся из-за стола и направился к дрезине, нагруженной провиантом для Рейха. А свободное местечко там найдется, решил Ершик, надо только набраться смелости и еще раз обратиться с просьбой. Ему позволили посидеть на уголке, расспросив, чем занимается и зачем направляется на Пушкинскую. Когда услышали о книгах, солдаты попросили почитать вслух что-нибудь, и сказки Андерсена как раз хватило на дорогу. Ершик старался орать погромче, чтобы всем было слышно, а эхо повторяло его голос. Мальчику казалось, что он сейчас выступает, как актер на сцене. Даже стал по-разному читать за принцессу и свинопаса, солдатам нравилось. А Ершик внутренне посмеивался, вживаясь в роль простодушного и совсем не хитрого пацана: играть так играть! И очередной блокпост он встретил уже почти без опаски.

– Имя?

– Ерофей. – Фамилию он решил на всякий случай тут не называть. Хоть украинцы с русскими и братья-славяне, но кто знает, что у этих неофашистов на уме? Старые фашисты-то большой разницы не видели, отправляли в газовую камеру и тех и других. Именной пропуск был надежно спрятан под одеждой, и он надеялся, что до раздевания дело не дойдет, и не только из-за пропуска.

– Цель визита?

– Навестить Павла Самарина. Живет тут на Пушкинской, ему четыре года. Его отец просил книжку ему передать.

– Сумку на стол.

Бутылка с водой, банка консервов и три сухаря из муки неизвестного происхождения бритоголового проверяющего не заинтересовали; две книги он внимательно просмотрел, не заложено ли чего между листами, а из мешочка патронов вытащил полную горсть, не считая, и положил в ящик за спиной.

– Проходи.

Ершик постарался идти быстрее, но полные «кошельки» на поясе делали движения неуклюжими. И если бы он не догадался в свое время прятать патроны под толстый, растянутый во все стороны свитер, вряд ли этот взяточник сейчас ограничился бы одной горстью… Половину мог отобрать, не меньше. Поднимаясь по железной лестнице на платформу, мальчик увидел в потолке крюк. От светильника остался? Темные проемы между колоннами были перекрыты решетками – он решил, что это не слишком разумно, и если уж хотели отгородить пути, можно было использовать материал покрепче… И вдруг из темноты показалось вымазанное чем-то коричневым лицо. Пальцы сжимали прутья решетки, человек смотрел на него. Ершику не понадобилось много времени, чтобы уловить связь между крюком, пленником и всем, что он читал о фашистах, – через несколько секунд он, не оглядываясь, уже бежал по переходу на Пушкинскую. Чем он мог помочь? Только оказаться за той же решеткой. И маловато шансов дождаться там появления гражданина Самарина…