Алексей Доронин - Призраки Ямантау + Поколение пепла

— Забирайте ее себе, нам не жалко. А мы попробуем добраться до моря до холодов, - отвечал Антон Караваев, держа жену под руку. Их дочка возилась на траве рядом, пытаясь найти дикую землянику, но находила только чашелистики.

Маленький Андрюша собирал шишки и репьи и, когда на него смотрели, мастерил из них какие-то фигурки, а как только отворачивались, начинал ими кидаться, стараясь подкинуть «гостинец» как можно незаметнее — кому-нибудь в сапог или за шиворот. Анечке он то и дело приносил огромных жуков и пауков, которых она очень боялась. Данилов погрозил ему пальцем, но тот в ответ только показал ему язык.

Уже на втором году Данилов понял, что Андрюша, которого он ошибочно полагал своей копией, был совсем не похож на него характером. Хоть все и говорили, что у них одно лицо.

А уже с третьего стало ясно, каким он вырастет. Такие люди попортили Александру немало крови в свое время, но от этого сын не становился ему менее дорог. Хотя иногда хотелось встряхнуть его как следует, чтоб зубы клацнули. Мелкий паразит был хитрым, эгоистичным и мстительным, фанатично преданный только матери. Какие только проказы и пакости он ни придумывал… И все равно Данилов любил его, понимая, что только этот сын является в полном смысле человеком.

Караваев со своей женой тоже обосновались в Прокопьевске после какой-то размолвки с Богдановым. Но ненадолго. Этот город так и не стал для них родным, а оказался чем-то вроде транзитного пункта.

Глядя на Настю, Данилов в который раз подумал, что одинокий человек, каким он был тогда, не может объективно судить о том, любит он или нет. Время расставило все на свои места, и теперь, когда он на нее смотрел, в душе у него ничего не шевелилось.

Море так море. Всего-то тысяч пять-семь километров. Им видней. Они знают, на что идут. Пока с ней был Антон, Саша за нее не боялся. Тот был человеком фронтира — именно такие когда-то заселяли Новый Свет. Тем, кто готов обрубить все корни и пуститься в опасное путешествие ради погони за лучшей жизнью. В конце концов, человек ищет, где лучше. А дороги стали гораздо безопаснее.

Люди заняли места, Настя подхватила под руки дочку, и муж помог им взобраться в автобус «ПАЗ». Караван из двух десятков машин уходил.

— Прощайте! Удачи! — крикнул им вслед Данилов. — Придурки ненормальные!!!

С реки тянуло сыростью, и автоколонна растаяла в утреннем тумане. Они собирались поддерживать связь до того момента, пока хватит мощности их передатчиков, но так и не выполнили обещания.

Огромный Гоша в джинсовом комбинезоне сидел тут же на пригорке и с аппетитом ел траву. Если он бы он нашел ягоду, он проглотил бы и ее за компанию — хоть зеленую, хоть красную, хоть бурую, но в основном ему попадались побеги несъедобной для обычных людей луговой зелени.

- А ну не смей! - закричал на него Данилов. — Брось каку! Нельзя! Фу!

Ребенок повернул голову и посмотрел на него своим странным взглядом — то ли пустым, то ли глубокомысленным. Лицо его покрывали шрамы — следы перенесенной недавно ветряной оспы. Не чувствуя боли, он неделю раздирал себе лицо с остервенением, выпутываясь даже из самодельной смирительной рубашки.

Глаза были зеленые и ангельски кроткие.

Он посмотрел, а потом помотал лохматой нестриженной башкой и вернулся к своему занятию. Видимо, в его мире это имело смысл.

Гоше повезло с родителями. Родись он до войны в обычной семье, христолюбивые россияне по статистике почти наверняка бы от него отказались.

Младший, когда у него бывало настроение похулиганить — то есть часто — мог шутить с ним достаточно жестокие шутки. Бегал за ним, тыкал хворостиной, забирался на плечи и кусал, чем доводил огромного бугая до слез. Тот даже не пытался защищаться, а убегал, забивался в угол или прятался за спины родителей. Хотя мог бы прихлопнуть братца как муху или откусить палец, а то и кисть. Очевидно, он не знал границ своей личности и не понимал, что никто не имеет права так с ним обращаться. Данилов всегда пресекал такие игры, но в глубине души понимал, что это помогает вытаскивать старшего сына из его кокона. Напоминает ему про реальный мир, где он живет.

Александр вздохнул. Ему не нравилось, как заворожено Гоша смотрит на пустырь. На секунду потеряешь его из виду, а потом бегай за ним — поскачет как сайгак, куда глаза глядят. И пусть тут не было ни одного человека, кто мог бы его обидеть, опасных мест и диких зверей кругом хватало. Данилов подозревал, что все страшные истории о бродячих мутантах имеют под собой одну реальную почву: судьбы таких искалеченных природой людей, которые заблудились или которых выгнали их близкие.

А ведь они были одной крови. И он, и Алиса, и их странный старший сынок. И возможно, соматические дефекты никак не были связаны с тем, что произошло с его сознанием.

Кто знает, в чем была причина всплеска аутистических расстройств в конце двадцатого века? Что появилось тогда такого, чего раньше не было? Может, бытовые неионизирующие излучения?

Данилов слышал и другую версию. Один психолог считал, что такие отклонения — атавизм, наследие тех времен, когда не было ни родовой общины, ни семьи, ни даже первобытного стада, а приматы-одиночки бродили по бескрайним джунглям. Когда человек не был социальным животным.

Атавизм, проявившийся в связи с размыванием социальных связей. С отсутствием необходимости жить в тесной спайке с другими людьми. Каким он был, человек той цивилизации? Плоский одномерный «модульный» человек-потребитель, человек-работник, человек-знак. И открытая кровоточащая рана у того, кто не хотел быть таким, пытался состыковаться душой с теми, кому это не было нужно.

Синдром Аспергера когда-то помог одному компьютерному гению создать операционную систему, которая пришла в каждый дом и офис, стать первым богачом планеты — богаче нефтяных шейхов — и человеком, изменившим мир. Но изменить себя он не смог. И в один момент бросил все, чтоб отдать остаток жизни семье и своему благотворительному фонду.

Данилову этот изначальный дар-изъян тоже помог, хоть и не в наживании богатства. Дал возможность видеть людей не изнутри, а со стороны, изучать, как инопланетян. Помог и избежать части их ошибок. Уйти от человечества, чтоб остаться человеком — не парадокс, а банальная правда, которую понимали за много веков до него отшельники и монахи всех религий, а до этого — ведуны и шаманы.

Последующие годы были такими быстрыми, что Данилов едва успевал их считать. Лето, зима, весна и осень сменяли друг друга, как огни светофора.

Странная штука жизнь. Сначала вырвала его из привычного болота, заставила стать бродягой, рабочим, воином, даже палачом и царедворцем, а теперь вот снова, сделав полный круг, вернула его на стезю учителя. Еще один, профессиональный, круг замкнулся вслед за пространственным и временным.