Илья Мельцов - Год страха

С трудом отбросив ненужные в данный момент мысли, я дождался пока Вероника выдаст мне все необходимое и последовал дальше за куратором. Впереди меня ждало знакомство со своими одногруппниками или со взводными, даже не знаю, как их пока называть.

Узкие коридоры интерната привели нас в небольшой коридор по бокам которого виднелись несколько дверей. Часть из них была открыта и оттуда доносились веселые мальчишеские голоса. В одну из таких меня и привел Леонид и стоило только нам появится на пороге, как в большой светлой комнате повисла тишина.

Моему взору предстало вытянутое помещение, где в два ряда стояло двадцать кроватей, возле которых пристроились узкие шкафы. В дальнем от входа конце комнаты имелся длинный деревянный стол, окруженный стульями. Три широких окна хорошо пропускали свет вечернего солнца, позволяя рассмотреть внутреннее убранство помещения. Внутри находилось около десятка подростков разной степени взросления и все они удивленно уставились на вход.

Взгляд десяти человек скрестился на наших фигурах. Молодые парни в одинаковой сине-черной форме внимательно разглядывали нас, ожидая что же скажет Леонид и тот не заставил себя ждать:

— Группа, вам прислали пополнение, так что теперь у зеленых не будет численного преимущества. Зовут его Даррелл и он дворянин. — По группе прокатились удивленные шепотки, которые тем не менее быстро затихли под строгим взглядом куратора. — Очень надеюсь, что проблем это не вызовет. Ждан, какие кровати свободны?

— Три последние, что возле стены, — отрапортовал высокий, мускулистый парень, указывая направление рукой.

— Даррелл, занимай место и переодевайся. Твои вещи я унесу на склад. Не думаю, правда, что они тебе пригодятся в ближайший год.

В тот момент, когда я проходил мимо замерших пацанов, то буквально чувствовал, как спина дымится от взглядов. И что-то добра я в них не ощущал ни на грамм. Кто-то глазел с откровенной злостью, кто-то со страхом, некоторые отворачивались, стоило только мне взглянуть в ответ.

Остановившись возле узкой железной кровати, я положил на нее сверток с одеждой и не особо смущаясь, начал переодеваться. Интересно, Леонид специально решил смутить меня, заставив оголиться перед всей группой или здесь так положено? В любом случае ситуация меня не напрягала. В тридцать лет уже как-то не особо переживаешь увидят ли тебя кто-нибудь голым. Тем более если это сверстники.

Черные штаны из мягкой ткани и синяя то ли кофта, то ли толстовка сидели вполне неплохо, хоть и были слегка великоваты. Видимо Вероника слегка ошиблась с размером, что, впрочем, был поводом наведаться к девушке еще раз. Обувью служили довольно легкие кожаные ботинки, которые предполагалось носить вместе с высокими носками, хорошо хоть не портянками. Наматывать их я конечно не разучился, но особого желания вновь вспомнить прелести этого аспекта армейской жизни не испытывал.

Из личных вещей у меня по сути остался дневник Даррелла с вложенным в него самолетиком, квадратный амулет да изображение семьи Фишеров. Все остальное Леонид забрал, бросив напоследок:

— Подъем в семь. До отбоя еще три часа. Распорядок дня узнаешь у Ждана, он старший в вашей группе. И запомни, здесь ты такой же, как и все, скидок на происхождение не жди. Любые нарушения дисциплины будут пресекаться.

Куратор вышел, оставив меня под прицелом настороженных глаз. Ну а мне предстояло влиться в этот уже сформировавшийся коллектив.

Любая группа людей, проживающих совместно, имеет четкую иерархическую структуру, а уж подростки тем более. Здесь можно практически с первого взгляда выделить кто есть кто. Как правило, имеется один, реже два лидера, вокруг которых сбивается костяк приближенных, дальше идет основная масса — середнячки, не дающие себя в обиду, но и главенство вожака не оспаривающие. Ну и отверженные — люди на самом дне этой социальной пирамиды. Конечно, социологи могут расписать все гораздо подробнее, но мне и моих знаний хватало, чтобы ориентироваться в подобных ситуациях.

Самый плохой способ знакомства с группой людей, уже притертых друг к другу — набрать в рот воды, забиться куда-нибудь в угол и постараться стать незаметным. Сделай так и гарантированно станешь изгоем, а то и объектом издевательств.

Как подсказывал мой жизненный опыт, наиболее грамотный подход — показать дружелюбность, познакомиться со всеми, может быть сделать какие-нибудь подгоны, которых у меня конечно не было. Этой стратегией я и решил воспользоваться, и сразу после ухода Леонида обратился ко всем присутствующим:

— Куратор все верно сказал, меня Даррелл зовут, вот только я не особо-то и дворянин. Мать — обычная женщина, к тому же я память неделю назад потерял и нихрена не помню об этом мире. С кем можно обсудить, что тут и как?

Но ответом мне было угрюмое молчание. Пацаны проигнорировали мой вопрос, а затем начали собираться группами по несколько человек, явно обсуждая мое прибытие. Слов я не разобрал, но вряд они говорили что-то хорошее.

Игнор со стороны одногруппников мне совсем не понравился. Не думал я, что все будет так печально. К тому же, мне нужно было узнать, как тут вообще все устроено, чтобы не начать косячить в самом начале пребывания в интернате. Так что, положив вещи на узкие полки шкафа, я отправился прямиком к Ждану, возле которого стояли трое парней не запоминающейся наружности.

Увы, разговора не получилось. Я ожидал чего угодно — грубости, презрения, прямых угроз, но нет. От меня отшатывались как от прокаженного и подойдя к Ждану ситуация не поменялась — старший группы явно чувствовал себя неуютно рядом со мной и, не ответив на прямые вопросы, просто ретировался, выйдя в коридор, бросив на меня озлобленный взгляд, ну а за ним уже последовали три его друга.

Ситуация складывалась прескверная. Я конечно ожидал, что влиться в коллектив будет сложно, но не до такой же степени! Как же проще было на Земле. Подошел к мужикам, рассказал пару анекдотов, начальство поругал, дороги обсудил и все — свой в доску парень.

Так ничего и не добившись, я вернулся к себе и наткнулся на изучающий взгляд соседа по койке.

— Боятся они тебя, — громче чем надо произнес мелкий лопоухий паренек цыганской наружности. Чернявый, смуглый с каким-то плутоватым выражением лица.

— А ты, значит, не боишься? — Спросил я.

— Не а. Мне батюшка вообще всегда говорил, что я своей смертью не умру. Повесят, говорит, тебя за твой язык когда-нибудь. А вот хрен ему — не дождется, старый, я еще на его могиле спляшу. Меня Витькой звать.

— Даррелл, — протянул я ладонь для рукопожатия, чем вызвал замешательство пацана. М-да, от старых привычек трудно избавиться, а в этом мире такой способ приветствия был не принят. — Так говоришь, боятся они меня?