Джеймс Сваллоу - Погребенный кинжал

Разумеется, отец запретил ему выяснять сей факт. На спине юноши виднелись шрамы от кнута, которым его хлестали до костей в наказание за то, что однажды он уже набрался смелости уйти слишком далеко, за пределы поля зрения своего Владыки. Тогда он был ребёнком, но помнил это так, словно всё произошло только вчера. Трудно было сосчитать, сколько месяцев или даже лет прошло на Барбарусе. То, что можно было считать «днём», являлось не более чем несколькими часами слабого, болезненного, бледно-жёлтого солнечного света в определенный промежуток цикла. Не было никаких времён года, о которых можно было говорить, лишь синевато-серая бледность в небесах, которая растёт и убывает, иногда принося с собой жестокие бури, плачущие жирными чёрными слезами.

— Помогите! — крик эхом донесся из ложбины, прорвавшись сквозь грёзы Мортариона. Человек отчаянно вопил снова и снова, повторяя судьбу своих собратьев и теряя рассудок в тщетной надежде на избавление.

«Вот дурак», — подумал юноша. — « Кто его может здесь услышать? Кого это может волновать?»

Големы хмыкнули и начали топтаться на месте на своих тоненьких ножках; они были взволнованы нотками отчаяния и паники в голосе человека, и собственный вопрос Мортариона отозвался эхом в его голове. Лицо исказилось, и он отступил, вытащив из кобуры на бедре чёрный пороховой пистолет, встряхивая его и раскручивая химические триггерные батареи в рукоятке. Солдаты-големы прекрасно знали этот звук, их возбуждение нарастало — вскоре последует команда «убивать».

Юноша бросил последний свой взгляд на чудовищ Хетемре, слушая затихающие крики пожираемого заживо человека. Это будет пресная и бесполезная потасовка. Он знал это по собственному опыту. Если бы его отец счел необходимым дать ему в пользование хотя бы один из базовых отрядов Владыки, всё могло быть кончено в мгновение ока. Один железный танк-сталкер легко уничтожал нежить противника с помощью огнемётов или пушечных выстрелов. Но его отец прекрасно знал это, и, как и всё остальное в жизни Мортариона, эта битва была для него испытанием. Если он не сможет победить одной жестокостью, если он не будет достаточно силён… тогда он будет низшим , и все будут обращаться с ним соответствующе.

Эта мысль плотно засела у него в сознании и толкала вверх через гребень, в стремительную атаку. Големы взвыли от удовольствия, придя в движение; они месили землю за его спиной в грязь, плюясь и размахивая своими пиками. Пистолет Мортариона взревел и вспыхнул, когда он выстрелил в ближайшего соперника из неживых лоскутных ужасов, созданных Хетемре. Гниющее мясо разлетелось на куски, когда толстые пули ударили прямо в мишень. Головки патронов были заполнены зажигательно-взрывчатым составом собственного производства юноши, который он изобрел от безделья, сидя в пустых комнатах Бастионной башни, построенной отцом специально для него. Магазин пистолета опустел, но тела продолжали падать. Он вошёл в зону ближнего боя и начал рубить всех саблей. Отрубленные конечности превращались в пепельную жижу, падая на землю. Он использовал тяжёлую рукоять оружия как дубину, проламывая черепа. Брызги густой и свернувшейся крови вперемешку с зеленоватым тягучим ихором покрыли его броню. Мортарион неумолимо приближался шаг за шагом.

Мертвецы обладали инстинктом, который помогал им найти самую уязвимую точку в теле противника. Их сплоченная группа напала на него, несмотря на потери среди своих товарищей, пронзенных големами-копейщиками.

Юноша внезапно набросился на одного, но прежде чем успел перезарядить пистолет, выронил оружие, и оно было втоптано в пепел вместе с длинной предохранительной цепью и кобурой.

Мортарион проигнорировал потерю пистолета и схватил за горло ближайшего мертвеца, используя его в качестве щита. Холодное оружие в другой руке трудилось, свежуя пораженное язвами мясо твари. Сабля тупела с каждым нанесённым ударом. Рукопашная схватка превратилась в неразбериху, карательную, бесхитростную и ужасную бойню. Когти истязали тело юноши, разрезали плоть в сотнях мест, вес нападавших замедлил его. Что–то под ботинками хрустнуло, и он увидел ещё теплый труп, о который споткнулся. Лицо кричащего недавно человека было изуродовано, пар поднимался вверх от мириад укусов, порезов и рваных ран, ставших причиной его смерти. Мгновение колебания, и нежить вывела Мортариона из равновесия — он выругался, когда его нога соскользнула. Огромная куча мерзкой и вонючей плоти навалилась на него, пытаясь раздавить своим весом. Гнилые зубы клацали в их ухмыляющихся ртах, они надвигались со всех сторон, из их молочно-белых глаз сочились маслянистые слёзы. Сухие, гнилые и, казалось, бумажные комки кожи заполняли его ноздри. Все это имело дурной запах огня с горьким металлическим привкусом гноя, сочащегося из бубонов и багровых опухолей. Юноша издал бормочущее рычание и вытянулся, его мышцы напряглись, когда он нашёл точку опоры на голой земле. С дикой яростной вспышкой силы он оттолкнулся от земли и влетел спиной в массу оживленных трупов, отправляя их сломанные тела в полёт и рассекая их треснувшим лезвием сабли. Десятки были раздавлены в лепешку фатальным ударом, разорваны на части за то, что осмелились встретиться с этим тёмным чемпионом в ближнем бою. Как только юноша, пошатываясь, освободился от их мёртвой хватки, из ядовитого тумана выскочил новый, более опасный враг. Огромный, словно паровой вездеход Владык, зверь-убийца был сшит из человеческих и животных частей. Обезумевший от боли, он гудел через две пары ноздрей, покрытых слизью, вырезанных и сшитых из того, что когда–то было парой стадных гроксов. Искажённое, раздутое тело балансировало на семи мускулистых ногах, часть из них была пересажена от людей, другая — от животных, глаза скопились в одном дрожащем пучке мышечной ткани. Он напоминал безумный детский рисунок паука, уродливого существа, в котором не было ничего притягательного. Он изрыгнул струю желчи, и там, куда попала жидкость, пепельная земля растаяла, оставляя за собой быстроиспаряющиеся лужи. Несколько големов Мортариона попали под кислоту и разложились на атомы от её прикосновения.

Юноша бросал трупы в этого монстра, уклоняясь от следующего кислотного выброса. Он нанёс удар по коленному суставу ближайшей ноги. Сабля прорезала кожу и мышцы, но при встрече с хрящами и костями клинок остановился, сила удара отбросила его руку и заставила зверя-убийцу завопить от сильнейшей боли.

Юноша попытался выдернуть оружие, но оно согнулось в руке и, в конце концов, разломилось на две части. Он отшатнулся назад, сжимая обломок сабли в момент контратаки монстра. Еще одна гигантская конечность, на этот раз оканчивающаяся широкой тройной ладонью, вцепившись, впечатала его в землю. Тварь провернула этот трюк несколько раз. У Мортариона зазвенело в голове, и он потерял концентрацию. Он воткнул осколок сабли в монстра, и оружие скрылось от его глаз. Мортарион крутился вокруг, пытаясь поймать свой пистолет за прикреплённую цепь, но бешено швырявший его зверь-убийца не давал это сделать. Следующий удар был нанесен с такой силой, что погнул его броню и сломал кость. Голову Мортариона вдавило в землю, его рот и горло наполнились пеплом от костров Хетемре. Юноша был силён, пожалуй , сильнее любого низшего или чемпиона Владык. Он был силён, но не непобедим. Пепел душил его, вытягивая воздух из мощных лёгких. Напряжение от сильных эмоций потрясло его, мимолётный момент, в который он почувствовал страх . Эта эмоция не была ему чуждой. Благодаря своей феноменальной памяти он помнил букет этого напитка, помнил то, что едва ли мог когда–либо понять с того момента, как покинул пространство некоего подобия лона. Страх, незнание и непонимание таились именно в воспоминаниях. Он не знал, кто он и зачем находится здесь. Тоскливое, обескураживающее одиночество. Мортарион сделал то, что делал всегда: использовал это топливо, поддерживая свою волю к жизни. Он не погибнет. Слишком много вопросов оставалось без ответа, слишком много в его происхождении белых пятен. Тень смерти пришла сюда не за ним. В данный момент она была его опекуном.