Владимир Журавлев - Зита. Десять шагов до войны [СИ]

Зимой Зита бросила школу. На учебу элементарно не хватило времени. В смысле, не на саму учебу, а на посещение уроков. Так-то Зита продолжала заниматься, выбирала свободные часы между учебой в госпитале, руководством «Спартаком» и работой. Работать пришлось, потому что неожиданно слегла мама. Потускнела, осунулась, похудела буквально за неделю и однажды просто упала, потеряла сознание прямо на работе. Врачи сказали – переутомление. Зита не верила. Что-то случилось в маминой жизни, что-то личное, лишившее ее воли к жизни. Потому что, пока есть воля к жизни, никакому переутомлению человека не сломить, вся ее жизнь это подтверждала.

Она заходила к маме в больницу каждый день. В ее приходы мама почти не разговаривала. Следила за ней, иногда задумчиво, иногда тоскливо, и молчала. И стремительно теряла вес. Только однажды она подала голос – попросила не забирать домой. Понятное дело, собралась умирать. Зита тогда по-настоящему рассердилась и наорала на мать – второй раз в жизни.

– А зачем жить? – равнодушно отозвалась умирающая женщина. – Мужа я в могилу свела нервотрепками, сына от войны не уберегла, хотя могла со своими связями, дочери жизнь искалечила… вот работа была, так уволили. Специалисты не нужны, воровать мешают. Наблюдать, как ломают дело всей моей жизни, я не хочу. А тебе в глаза смотреть – не могу, стыдно. Лучше останусь здесь.

И она отвернулась к стене. Зита остервенилась, потребовала имен.

– Не скажу! – отрезала мама. – Я тебя знаю. Мстить полезешь и пропадешь. Сына потеряла, еще и тебя сгубить? Ты у меня последняя осталась, не позволю!

– Сама узнаю! – пообещала Зита и ушла в слезах.

Мама умерла в феврале. Сказали – случайное отравление радиоактивной гадостью, хватило крупинки. Зита в случайность не поверила. Перед болезнью мама приняла в руководство все коммунальное хозяйство города – очень сытное место для знающих людей…

Попрощаться с ней пришел весь состав ее бывшего участка, все коммунальщики, от дежурного сантехника до главного инженера включительно – но что это могло изменить, если мамы больше не было?

В марте сгорела сауна элитного охотхозяйства для отцов города. Погибли трое подвыпивших мужчин, «варяги» из Москвы, прибывшие на «кормление». Весной она снова стала посещать школу, ненадолго. Экзамены, хочешь или нет, а надо сдавать лично. Однажды вечером услышала – кто-то негромко играет в музыкальном классе. И такое на нее нахлынуло… музыка и первая любовь в ее памяти сплелись неразрывно и так щедро пропитались счастьем и горем, что удивительно, как она не взвыла от тоски. Ноги сами развернулись и понесли на звуки.

В полутемной комнате у синтезатора сидела худая женщина, подыгрывала себе простыми аккордами и задумчиво бормотала слова какой-то песни. Ариадна Иосифовна, кто же еще. Зита прислушалась.

– Забота у нас простая, забота наша такая: жила бы страна родная, и нету других забот…

В груди нежно защемило – прадед любил эту песню, любовь и ей передалась. Но с предком понятно, коммунист по убеждениям и жил давно, а вот учительница? Тоже любит архаику? А откуда знает? Песен ушедшей эпохи в открытых ресурсах не найти, победители постарались даже память о побежденных уничтожить. Но явно любит, а вот играть не очень-то…

Зита приблизилась неслышно, положила пальцы на клавиатуру, и синтезатор загудел приветственно и радостно. Как будто узнал лучшую ученицу Виталия Сергеевича.

– Все же пришла, – прошептала учительница, закрыла глаза и тихо запела:

– И снег, и ветер, и звезд ночной полет…

Пела она удивительно чисто, Зита даже заслушалась.

– Еще.

– Мечтать, надо мечтать! – пропел в ответ серебряными трубами синтезатор.

Ариадна Иосифовна слабо улыбнулась и подхватила:

– Детям орлиного племени…

Удивительный у них получился концерт – учительница знала наизусть все песни, которые любила памятью прадеда Зита. Тоже, выходит, коммунистка?

– С возрастом твои удивительные познания о недавнем прошлом нашей империи уже не кажутся неестественными, – задумчиво констатировала учительница. – Просто умненькая девушка с необычными интересами. А пару лет назад некоторые твои замечания вызывали шок. Года через два-три и твоя невероятная житейская мудрость перестанет вызывать недоуменные вопросы. У тебя поразительно верные друзья, девочка, всё видели, но никуда не сдали, не поделились выводами – цени. Цени своих друзей детства, как детство само – их не становится больше, только меньше, уж я-то знаю…

Учительница прижалась щекой к ее руке и неожиданно попросила назвать ее по имени.

– Ариа, – тихо сказала Зита.

Дверь скрипнула, и в музыкальный класс просунулась голова вахтера.

– Сгинь! – рявкнула учительница, недовольная голова исчезла, но ощущение атмосферы доверительной беседы уже пропало.

Женщина тоже это поняла, вздохнула, встала и включила верхний свет.

– Ариадна Иосифовна! – воскликнула пораженная Зита.

Учительница поправила военную курточку с лейтенантскими погонами и печально улыбнулась.

– Я попрощаться зашла, а тут ты, так удачно. Думаю, опытный инженер-маркшейдер в должности командира артиллерийского поста управления огнем сейчас стране гораздо нужнее, чем бесталанная учительница русского языка.

– Как? Вас не могут призвать в армию, вы же каторжанка, значит, поражены в правах…

– Как, как… Как в школу, так и на войну, – проворчала женщина. – Думаешь, каторжан вот так просто берут на работу в школу? Друзья юности помогли. Не все бывшие наши окончательно скурвились. А может, им передо мной стыдно, что женщина, а не отступила, в отличие от них, не знаю.

– Ариадна Игоревна, почему? – рискнула спросить она. – Вы же должны ненавидеть нашу страну!

Учительница криво улыбнулась:

– Видимо, совсем русской стала. Знаешь же, как у нас, русских: и материмся, и хаем родину, причем за дело, и получаем от нее по полной, вплоть до пожизненного – но если кто-то нападет…

Лицо женщины закаменело.

– Голыми руками порвем, – пообещала она. – И ты, Зита, такая же. Русская дура. Начальство презираешь, южную диаспору терпеть не можешь, но придет время – возьмешь штурмовую винтовку и отдашь за родину жизнь, как и все твои дебилы-спартаковцы…

Она вдруг порывисто подшагнула и уткнулась лицом в грудь Зиты.

– Господи, что я несу? – прошептала женщина. – Оскорбляю тебя при каждой встрече! Я же знаю, как тебе дороги твои мальчики, знаю – и не могу сдержаться! Как ты меня терпишь?! Сколько у тебя в сердце любви, что хватает даже на полоумную каторжанку?! Мужчины от тебя наверняка без ума… не теряй времени, слышишь? Ты южанка, в двадцать располнеешь, в тридцать на тебя и не посмотрят! Ну, хоть своего майора успела соблазнить?