Александр Михайловский - Похищение Европы [СИ litres]

– Вы, товарищ Брежнев, – напустив на себя строгий вид сказал Иса Санаев, – не забывайте такой простой истины, что чем меньше вы знаете, тем спокойнее вам будет жить. И это факт. Что касается режима секретности, который у нас пока как бы и отсутствует, как будто кругом мирное время – то таково было распоряжение начальства, а его следует выполнять. Верховному Главнокомандующему зачем-то надо, чтобы враг знал, где находится наш корпус и корпус товарища Катукова, и он хочет сделать так, чтобы немцы нас усиленно боялись. Как мне по старой дружбе сказали товарищи из первого управления [29] Первое (с 1952 «главное») управление НКГБ (МГБ, КГБ) СССР, ныне СВР – политическая и военная разведка по линии госбезопасности. – у нашего командира товарища Бережного среди немецких генералов сложилась жутковатая репутация, и иначе как «Вестником Смерти» они его не называют. Боятся они его – значит, уважают. Очевидно, товарищу Сталину требуется, чтобы, опасаясь прорыва по кратчайшему направлению на Берлин, враг сконцентрировал против нас свои основные резервы. А наступление при этом начнется где-нибудь в другом месте, тогда эти резервы у врага окажутся не там где надо, и немцы будут вынуждены снимать эти дивизии с берлинского направления и перебрасывать под бомбовыми ударами нашей авиации туда, где в них будет настоятельная необходимость. Понимания этого факта вполне достаточно, остальное – совершенно не наш случай.

– Думаю, что Иса Георгиевич прав, – сказал Коля Ильин, – если у нас есть репутация, то не грех воспользоваться, тем более что до Варшавы по дорогам от места нашей дислокации двести километров, а до Берлина семьсот пятьдесят…

В этот момент открылась дверь, и вошел Николай Бесоев. Он у нас уже за всякие хорошие дела уже подполковник, и думаю, до конца войны это не предел. В полковники успеет выйти точно, особенно если притащит из очередного поиска живого Гитлера.

– Вы думаете, что эти двести километров легко преодолеть? – прямо с порога спросил Коля. – Да черта с два. Гитлер там настроил оборонительных рубежей и нагнал войск, так что плюнуть негде. Правда, половина – откровенная шваль, вроде французов с бельгийцами и так называемых фраубатальонов. Но все равно о прогулках, как прошлым летом, можно забыть. К Варшаве придется прорубаться через вязкую как смола массу, утопая по колено в крови и отплевываясь от бабских соплей.

– Николай Арсеньевич, – хмыкнул мой начштаба генерал Ильин, – не забывайте, что здесь, в Польше, красуются только два мехкорпуса – самые старые, опытные и авторитетные. У товарища Катукова репутация тоже будь здоров, так что немцы напротив нас сидят тихо, как кролики перед удавом, и боятся даже дышать. Зато местонахождение мехкорпусов товарищей Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистрова и Лизюкова никому не известно, и я не думаю, что они сейчас где-нибудь в песках Средней Азии. Пока мы тут привлекаем к себе внимание, где-то готовится удар сокрушительной силы, после которого немцы в целях штопки штанов начнут снимать отсюда самые боеспособные части. Если все будет сделано правильно, то к тому моменту, когда мы получим приказ на наступление, в полосе прорыва останется только самый отборный европейский сброд и женские части. Не скажу, что это будет так любимая нами оперативная пустота, но остановить наш порыв эта смесь ни при каком раскладе не сумеет. Немного замедлить – да, а остановить – нет. При этом могу дать руку на отсечение, что глубина операции будет не особо большой. Не далее как до границы так называемого генерал-губернаторства. Как мне кажется, время лезть в саму Германию еще не пришло…

– Это вам правильно кажется, Николай Викторович, – ответил я Ильину, – время лезть непосредственно в логово злого придурка Адика и в самом деле не пришло. Насколько я понимаю, мощи у Советского Союза сейчас столько, что он мог бы закончить эту войну буквально за месяц-два. Для этого достаточно сосредоточить основные силы здесь, в Польше – и они, невзирая ни на какое сопротивление, буквально втопчут противостоящую группировку в землю и штурмом возьмут Берлин. В таком случае война имеет шанс завершиться во вторую годовщину своего начала, но на этом история не закончится, а только начнется. Во всех европейских странах, в которых еще нет наших войск, сразу объявятся ушлые личности, которые заявят, что это они тут власть, и опять позовут на помощь американцев. Все что угодно, только не коммунисты – неважно, русские они или местные. Тот же король Эдик посыплет голову пеплом, раскается, вернет трон брату – и в результате Британия очень быстро окажется нашим врагом, как и Америка. В результате будут те же яйца, что в нашей истории, да только в профиль. Но такого развития событий не требуется ни нам, ни товарищу Сталину. Главное уже не просто выиграть эту войну – это мы уже сделали. Теперь окончательная победа должна быть достигнута ценой минимальных потерь с нашей стороны и таким образом, чтобы к моменту уничтожения Третьего Рейха мы заняли всю контролируемую им территорию, чтобы ни одна сволочь не могла поднять голову и вякнуть, что она, мол, против коммунистов. И это правильно. То, что мы не сделаем до окончательного завершения войны, мы не сделаем уже никогда – а посему нам необходимо набраться терпения и быть готовым к тому, что до Берлина нашим солдатам придется побывать еще в Париже, Лондоне, а быть может, даже Мадриде с Лиссабоном, не говоря уже о всяких Варшавах с Будапештами.

– Думаю, что вы правы, Вячеслав Николаевич, – кивнул Иса Санаев, – я, конечно, не великий стратег, не чета вам, но Итальянскую операцию в другом разрезе воспринять не могу, как и преувеличенного внимания к Балканам. Думаю, что теперь Третий рейх начнут обстругивать по очереди со всех сторон, будто кочан капусты, заставляя немцев метаться и распылять силы; и только когда от Германии останется одна кочерыжка, последует решающий удар, который поставит точку. И мы в этом тоже непременно поучаствуем. Но все же, товарищи, вынужден напомнить вам о режиме секретности. Наши догадки – это наши догадки, и не стоит излагать их кому-либо за пределами нашего круга.

Леонид Брежнев, которому, очевидно, надоели все эти разговоры, успокаивающим жестом поднял вверх руку.

– Да мы все понимаем, товарищ Санаев, – воскликнул он, – и никому ничего не скажем. Можете быть уверены. Честное слово! А сейчас давайте выпьем за товарища Сталина и за нашу Великую Победу! Ура!!!

Пить за Сталина и за Победу никто не отказался, тем более что как только Лёня дал сигнал, в помещение вошли официантки из штабной столовой – они принесли товарищам командирам (то есть нам) различные разносолы и закуски, а также полный поднос граненых стаканов. Хорошо хоть не жестяных кружек… А где же то, что мы должны употреблять не пьянства ради, а лишь для доброго веселья? Ага… вслед за официантками вошла парочка пыхтящих солдатиков из хозвзвода, один из которых тащил позвякивающий бутылками ящик беленькой, а другой – ящик коньяка. Ну куда столько на шесть человек? Наш комиссар что, решил упоить нас вусмерть? Да и стаканов что-то многовато на нашу кампанию…