Владимир Васильев - Рекрут

Подкрепившись, Костя еще более повеселел, откинулся в плетеном кресле и с удовольствием поглядывал по сторонам. Он наконец понял, почему Фертье выбрал кресло по левому борту: ветер дул именно слева, из степей, и сносил дым из трубы вправо. Но иногда, довольно редко, какое-нибудь хитроумное завихрение бросало клуб дыма вниз и в сторону кормы, так что Костя отчетливо чувствовал запах гари. Но Костя сидел по правому борту. До советника же совершенно точно дым не долетал – ветер все сносил прочь.

Потом появились дельфины и долго плыли рядом с катером, выныривая то справа, то слева, то перед самым форштевнем. Добрых полчаса пассажиры, которым заняться было решительно нечем, с удовольствием на них глазели, переходя с кормы на нос и обратно. Команда на это поглядывала снисходительно.

Время до вечера пролетело неожиданно быстро – вроде бы только недавно обед подавали, а тут уже и ужин поспел. На этот раз стюард принес бутерброды с бужениной и сладким лучком, а еще терпкое красное вино, которое удивительно приятно пилось. Костя вообще-то недолюбливал сухие вина, они казались ему нестерпимо кислыми, аж челюсти порой сводило, но это то ли не было совсем сухим и содержало какой-то сахар, то ли просто было очень хорошим – пилось на ура. И опять же настраивало на благодушный лад и странным образом позволяло коротать время.

В общем, Костя оглянуться не успел, как солнце за кормой коснулось воды, а далеко впереди замаячило нечто – с такого расстояния было не разобрать, но правил капитан в точности туда, помалу забирая к левому берегу. Костя поначалу недоумевал – а где же неприступные горы, которые должны окружать Халиакру?

Советник Фертье развеял его недоумение, объяснив, что до Халиакры еще полтораста миль, минимум день пути. А сейчас они намереваются пристать в небольшом прибрежном городишке Авура и там заночевать.

В принципе катер мог идти и ночью, но в Авуру все равно всегда заходил, поскольку требовалось пополнить запасы пресной воды для машины, а если требовалось – то и угля подгрузить. Но Фертье планировал провести в Авуре всю ночь, о чем и не замедлил объявить.

Причалили уже в сумерках. При этом произошла забавная мелочь, когда сходили с катера. Едва Костя ступил с трапа на настил маленького пирсика, в окружающем мире что-то внезапно переменилось. Костя в замешательстве замер, а через секунду сообразил, в чем дело.

Мир покачивался. Вместе с пирсом, набережной, близкими строениями, небом и горизонтом. Не сильно, чуть-чуть. Такое впечатление, будто Костя не на берег с катера вышел, а наоборот, взошел на борт гуляющего на волнах катерка.

– Что, качает? – участливо спросил капитан.

– Да! – признался Костя ошеломленно.

– Ничего, это нормально, – усмехнулся капитан. – К волне прикачался, теперь на берегу штормит. Не боись, сейчас пройдет.

Прошло, но не так быстро, как ожидал Костя. Еще минут пять он ступал словно по палубе, готовой в любой момент накрениться, хотя под ногами лежала незыблемая двухцветная серо-розовая плитка набережной.

Набережная выглядела очень живописно, и не только из-за плитки. Горели фонари, прогуливались празднично одетые горожане, играл духовой оркестр, голосили торговцы булочками и ситром – Костя даже слегка ошалел от этих народных гуляний. Прямо напротив причала располагалась гостиница; называлась она так же, как и весь городок, – «Авура», «Половина пути». Как выяснилось, именно потому, что располагалась примерно посередке между Харитмой и Халиакрой.

У Кости при виде всего этого, видимо, сделался очень жалобный вид. До такой степени, что Фертье вопросительно поглядел на него и осведомился:

– Что-нибудь случилось?

– Господин советник, – тихо поинтересовался Костя, – а можно искупаться? Я лет десять моря не видел…

Костя ожидал, что Фертье рассмеется, настолько по-мальчишески его просьба прозвучала. Практически «дяденька, позвольте». Но советник веселиться не стал, только выразил легкое недоумение – почему, мол, нельзя? У гостиницы, как выяснилось, даже свой закрытый пляжик имелся, с кафе и кабинками для переодевания, только не прямо на набережной, а чуть в стороне, где побережье покрыто желтым песочком и на некотором отдалении от моря торчат зеленые свечки кипарисов. Более того, Фертье даже вызвался составить компанию Косте. Поскольку отужинали на борту, в гостинице только поселились, задерживаться не стали. Да и то, поселились – громко сказано. Багаж клондальцы с катера не сгружали, за исключением небольшого саквояжа Фертье, видимо, с самыми необходимыми предметами туалета. Зачем, если завтра поутру все равно в путь? Дима, разумеется, рюкзачок прихватил, поскольку являлся ходячим воплощением закона верблюда: «все свое ношу с собой». А Костя сумку оставил – все равно там не было ничего особенно ценного. Банка консервов, пачка галет да стеклянная бутылочка воды с завинчивающейся металлической пробкой. В карманах он оставил только деньги и вскрытое жандармами письмо мастеру Хетауцэ да еще прихватил подаренную Виорелом деревянную зубную щетку и зубную пасту, перед стартом выдавленную из стандартного пластикового тюбика в алюминиевую капсулу из-под кубинской сигары «Ромео и Джульетта».

Пляжик был огорожен, чужих туда не пускали. Море – неожиданно теплое и куда менее соленое, чем помнилось Косте по детской еще поездке в Симеиз и Гаспру. Долго не хотелось вылезать из воды, Фертье и оба охранника давно уже попивали местное вино в почти пустом кафе, а Костя все бултыхался. Когда почувствовал, что подмерзает, – присоединился к ним. Официант прямо у входа на веранду вручил ему огроменное махровое полотенце, вряд ли уступающее размерами простыне. Костя завернулся, рухнул в плетеное кресло, сделал глоток вина и остро почувствовал, что счастлив.

Он не ощущал ничего подобного уже очень давно. Даже с Машкой. Вернее, не так: с Машкой ему тоже бывало очень хорошо, и это отнюдь не сводилось к чистой физиологии, но все-таки то было немного другое. То – радость общения и единства с близким и симпатичным человеком. А сейчас Костя внезапно впитал неуловимую гармонию мира, в котором находился, и почувствовал, что и сам гармонично вписывается в этот мир. Не вообще, а именно сейчас, конкретно в данную минуту – искупавшись в море, глотнув терпкого вина и вслушавшись в теплый летний вечер. В нем, невидимый в темноте, играл духовой оркестр, рядом волны с шипением накатывались на пляж, над головой сияли звезды, слегка приглушенные огнями цивилизации, но все равно безумно яркие и красивые, а в воздухе с басовитым гудением носились большие, со спичечный коробок, жуки.

Вспомнив Машку, Костя тут же почувствовал укол совести: все-таки нужно было ей позвонить. Он и раньше не баловал подругу частыми звонками, раз в неделю отзванивался, не чаще. Обычно инициатива всегда исходила от Машки, и она иногда ласково называла Костю обормотом.