Константин Соловьев - Раубриттер (III. - Fidem)

Красавчик Томаш пренебрежительно рыгнул.

- Чудом было то, что будучи в Силезии я не отбросил копыта от тифа. А это… Только лишь расчет и умение нанести верный удар. Рыцарь не уповает на чудо, сир Ягеллон, как бы святоши не пытались уверить нас в обратном!

Однако вывести из себя Ягеллона было не самой простой задачей.

- Чудо – это не неопалимый куст или разошедшееся в стороны море, - сдержанно заметил он, буравя Томаша немигающим взглядом, - Я думал, приор Герард в своей сегодняшней проповеди вполне доходчиво это изложил.

- Ни черта не понял из его проповеди! – громыхнул Томаш, - Деревенский поп и тот смышленее говорит. Пятка эта ваша смердящая… Смотреть тошно.

Этот тип точно не умрет своей смертью, подумал Гримберт не без злорадства. И случится это не в очередном Крестовом походе, а прямо тут – братья-лазариты растерзают старого дурака на части. Вот уж порадуется Шварцрабэ подобной истории…

- Вам следует внимательно следить за тем, что произносите, сир, - в этот раз от Ягеллона повеяло таким холодом, что Гримберту невольно захотелось съежиться даже в изолированной кабине «Судьи», - Иначе я буду вынужден вновь пригласить вас для выяснения разногласий, но уже за пределами Грауштейна и, уверяю, в этот раз мы обойдемся без имитационных снарядов…

Его угроза не произвела на Красавчика Томаша видимого впечатления.

- Притушите реактор, - грубо посоветовал он, - Что до чудес, мне приходилось видеть такие чудеса, что сам старикашка Моисей открыл бы рот! Вам приходилось слышать про монастырь кармелитов под Назаретом?

- Возможно.

- Там обитало душ двести, все – истые святоши вроде здешних. Рады были целыми днями бить поклоны и пороть себя плетьми, пока не прознали, что к монастырю их полным ходом прет армия Абдулхабира Третьего, сарацинского царя в тех землях, провозгласившего себя последним защитником от христианства. Мы не раз угощали его огнем и сталью, да и ему случалось поджечь нам хвост.

Шварцрабэ подхватил горсть орехов и метко швырнул их в рот.

- Я слышал, рассказы о яростной святой борьбе между Папой Римском и Абдулхабиром немного… преувеличены, - жуя, сообщил он, - Говорят даже, они не раз шли на переговоры, а то и помогали друг другу, когда того требовали обстоятельства.

- Все верно, сир ворона, - Томаш сыто рыгнул и смахнул с губ пивную пену, - Это рыба с птицей не столкуется, а святоши с сарацинами – запросто. Это для нас они смертельные враги, а на деле часто подкладывают друг другу на тарелки самые сладкие куски, как сеньоры на званом обеде. Только в тот раз выходило так, сто столковаться не выйдет. Папский престол провернул какую-то сделку с венецианским зерном и вышло так, что Абдулхабир вышел в ней дураком. А так делать не полагалось. Он и двинул свою орду на Иерусалим, а прежде чем осадить его, решил захватить тот самый монастырь кармелитов под Назаретом, он как раз по пути был. И помешать ему у нас возможности никакой не было, христианская армия тогда сидела под Тамрой, пытаясь запихнуть истекающие кровью кишки обратно в распоротые животы, такая там была сеча…

- Уверен, это захватывающая история, - холодно произнес Ягеллон, поднимаясь, - Только в моем лице ей едва ли найти благодарного слушателя. Господа, к вашим услугам и да хранит всех вас Господь.

С достоинством поклонившись, он вышел из рефектория, прямой как спица.

- Слабак, - скрипуче усмехнулся Томаш, - Все они такие, святоши. Как молиться за славу оружия, так это пожалуйста, а как знать, каким образом оно на деле бывает… Словом, Абдулхабир двинулся на монастырь и уже скоро сделалось ясно, что кармелитам придется несладко. Стены куцые, рыцарей – раз-два и обчелся, и те почти без снарядов, словом, только на чудо уповать им и оставалось. Стали они призывать чудо. Молились истово днями напролет, ждали милосердия Господнего. Уж не знаю, в каком виде им представлялось это чудо, да только молитвы их были услышаны.

Томаш вновь надолго замолчал, явно испытывая терпение собеседников.

- Ну и что там? – не удержался Гримберт, - С чудом?

- А то, сир Гризео. Абдулхабира Святой Престол задобрил, сбыв ему пару приграничных городов и тысячу-другую рабов. А спустя месяц или около того мы вошли в тот самый кармелитский монастырь. Мы ожидали увидеть тела несчастных, расчлененных на части, распятых на крестах – всем известно, как магометане относятся к пленным, особенно монахам. Но ничего такого нам не встретилось. Монастырь был совершенно пуст. Ни капли крови, ни волоска. Все выглядело так, будто обитатели спокойненько оставили его в целости и сохранности, включая теплицы, мастерские и богатый винный погреб. Оставили и удалились в неизвестном направлении, точно бесплотные души.

- Тела могли спрятать, - заметил Шварцрабэ, с аппетитом откусывая от краюхи хлеба, - Сарацины большие мастера на всякие хитрости.

- Перековали всю землю окрест – ни одного тела. И в рабство их тоже не угоняли, это было нам известно. Пропали монахи. Все. Начисто. Неделю мы не знали, что и думать. Наконец папский легат, собрав нас, объявил, что свершилось чудо. Господь в своей милости взял всех кармелитов на небо при жизни, укрыв их от ярости сарацин. На радостях было решено устроить праздник. Разожгли костры, вытащили последние сухари, да не в воду же их макать… Вспомнив про винный погреб, споро вытащили пару бочек самого благородного вина, протянули кружки… Не знали мы, что Господь в своей непостижимой мудрости явил нам совсем другое чудо. Обратил обратно вино в кровь.

Гримберт ощутил колючую наледь где-то внизу живота.

- Это…

- Это были они, - спокойно кивнул Томаш, - Все двести душ. Сарацины раздавили их в прессах для вина и разлили по бочкам. Как вам такое чудо, благородные сиры?..

Шварцрабэ, утратив аппетит, мял в руках хлеб.

- Да уж… - пробормотал он, - Знаете вы толк в…

Меньше всего в этот момент Гримберт ожидал услышать смех. Но это, несомненно, был смех. Сфокусировав сенсоры, Гримберт обнаружил, что издает его Франц Бюхер. Толстяк пытался побороть его, обхватив себя за грудь, но смех все равно выбирался из него с треском, как воздух из дырявого бурдюка. Его толстая шея тряслась, на глазах выступили слезы. Он смеялся, всхлипывая и суча ногами под столом, смеялся так, будто услышал самую забавную историю в своей не очень-то длинной жизни.

- Франц! – Шварцрабэ укоризненно взглянул на владельца «Стальной Горы», - Похвально, что вы демонстрируете столь нужное для рыцаря пренебрежение к лишениям, но не опрометчиво ли это?.. В конце концов…

- Ох… Ох!..

- Господи, да что это с вами, Франц?

Франц, пошатываясь, поднялся из-за стола, сотрясаемый смехом. Он стонал и вздрагивал, словно пытаясь закупорить этот смех внутри, но тот неудержимо рвался наружу, клокоча в глотке. Взгляд у Франца сделался лихорадочно блестящим, прыгающим. Он метался из стороны в сторону, отражаясь от стен, не в силах на чем-нибудь остановится, точно бесконечно рикошетирующий осколок снаряда. С ним что-то было не так. Гримберт понял это с опозданием, наблюдая за тем, как Шварцрабэ обеспокоенно тянется рукой к плечу толстяка.