Константин Соловьев - Раубриттер (I. - Prudentia)

- Ты всегда был мастером задавать неудобные вопросы, - усмехнулся Алафрид, похлопывая его по спине.

- А ты – мастером уклоняться от них, - в тон ему ответил Гримберт, - Уверен, у тебя еще достаточно твердая рука, чтоб всыпать мне полновесных розог, как в детстве.

- Розог? Гримберт, ты шутишь, мой мальчик? – Алафрид негромко рассмеялся, - Я счастлив в те минуты, когда могу донести без посторонней помощи ложку до рта. Оставьте нас, все.

Телохранителям сенешаля не требовалось повторять дважды. Это были молчаливые мрачные фракийцы огромного роста, но даже тяжелые отполированные кирасы с гербом герцогства Гиеннь не могли скрыть их видоизмененные тела, разбухшие от распиравшей их мышечной ткани, равно как и деформированные, причудливых черт, лица, носящие явные признаки гидроцефалии. Гримберт поморщился. Это были не люди – жалкие биологические гомункулы, которых еще в утробе матери пичкали нечеловеческими дозами гормонов, превращая в смертоносные машины. В своем дворце он не потерпел бы подобных созданий, но здесь была территория сенешаля и с этим приходилось смириться. Когда ты являешься воплощением как милости императора, так и его гнева, это накладывает на привычки и образ жизни множество ограничений.

- Мне и в самом деле пора беспокоиться о твоем здоровье, дядюшка? - спросил Гримберт, постаравшись вложить в интонацию искреннюю заботу.

Удалось это или нет, но сенешаль кивнул:

- Только хворый знает цену здравия, как говорил преподобный авва Исаия. Старый мерзавец был несомненно прав. Мои лекари говорят, я проживу еще полсотни лет, но иногда мне бывает тяжело дотянуть даже до заката. Метаболизм ни к черту, вновь надо менять почки, отказывают старые имплантаты, о которых я даже не помню… Ладно, неважно. Давай поговорим о чем-нибудь другом, чтоб я не решил, будто тебя действительно интересует мое здоровье и ты явился сюда для того, чтоб его обсудить.

- Надеюсь, здешний воздух пойдет тебе на пользу. Не все же вдыхать ядовитый смог Аахена!

Алафрид устало вздохнул, и в этом вздохе тоже на миг проявился его истинный возраст – возраст старого имперского реликта.

- Лицемерие и подлость везде пахнут одинаково, мой мальчик. Но ты прав, чем ближе к столице, тем сильнее делается их концентрация. Знаешь, иногда мне кажется, что дух старой империи сохранился лишь здесь, в приграничных марках. Здесь пахнет пылью и порохом, как во времена моей юности. А в Аахене… Императорский двор столь сильно погряз в роскоши и всякого рода ритуалах, что скоро рубить головы придется уже не придворному палачу, а церемониймейстеру.

- Вот почему я стараюсь не показываться при дворе чаще, чем того требуют приличия и вассальная клятва, - заметил Гримберт, - В империи все так плохо, дядюшка?

Алафрид усмехнулся.

- А когда в ней было хорошо? В империи много проблем, она вечно агонизирует, истекает кровью и скулит, как шлюха, которую пырнули ножом в подворотне. Последний крестовый поход обернулся кровавым фарсом и скоро уже невозможно будет делать вид, будто мы этого не замечаем. Две сотни лучших рыцарей герцога Саксонского полегли под Иерусалимом, а те, что остались, скоро станут кормом для сарацинской орды. В Византии уже знают об этом и, без сомнения, затевают очередную интригу, чтобы прибрать к рукам южные колонии. Уверен, через несколько месяцев полыхнет и в Бретонии, тамошние князьки только и ждут возможности всадить нам вилы в спину…

Он сдал, подумал Гримберт, вежливо внимая словам императорского сенешаля. Пока это едва заметно, но следы, без сомнения, уже видны. Он похож на начищенный рыцарский доспех, внутренние узлы которого покрыты ржавчиной. Но это не значит, что надо списывать его со счетов, совсем напротив, надо держаться с ним настолько осторожно, насколько это возможно. Быть может, плоть его слаба, но свое главное оружие господин императорский сенешаль содержит таким же, как и в прежние времена. Его ум, острый, как сарацинский меч. Сколько тщеславных герцогов, коварных заговорщиков, ловких недругов и никчемных союзников он уничтожил! Скольких самоуверенных наглецов отправил на плаху! Должно быть, он погубил больше народу, чем «Великий Горгон»…

- Ты прав, дядюшка, - осторожно произнес он, - Я пришел, чтобы поговорить не о столичных новостях и не о здоровье.

- Вот как? – Алафрид приподнял брови в наигранном удивлении, - О чем же тогда? О ценах на пшеницу? О пошлинах? Об императорских векселях?

- О плане штурма Арбории, который ты сообщил нам на военном совете.

- Вот как… Какие-то детали ускользнули от тебя? Странно, я всегда считал, что ты внимательный мальчик.

- Это не твой план. Это план Лаубера.

Алафрид отступил на шаг от Гримберта и с интересом взглянул ему в лицо.

- Почему ты так считаешь?

- Он… он пахнет Лаубером. От него прямо-таки разит графом Женевским. Эти вспомогательные удары, эти фланговые выпады, эти бесчисленные перестановки и переформирования… У каждого живописца есть свой узнаваемый почерк. То же самое касается и военачальников. Я узнаю руку Лаубера за каждым штрихом.

Алафрид устало покачал головой.

- Вы как проклятые коты, норовящие вцепиться друг другу в глотку, - проворчал он, - Иногда мне кажется, если Лаубер помочится на дерево, ты безошибочно узнаешь его среди прочих – по ненавистному тебе запаху.

- План разрабатывал он? – прямо спросил Гримберт.

Алафрид долго молчал, нарочно испытывая его терпение.

- Да. Он. Но я нарочно приписал авторство себе, зная, как ты к этому отнесешься. Это толковый план. Серьезно, я бы не придумал лучше. Все учтено даже в мелочах, все лаконично и красиво. Только красоту эту может увидеть тот, кто любуется тактическими схемами, а не картинами в раззолоченных рамах…

- Почему мое знамя штурмует юго-западные ворота, в то время, как Лаубер с основными силами берет юго-восточные?

- Гримберт…

- Лаубер ничего не делает просто так! – Гримберт повысил голос. Немыслимое святотатство, учитывая разницу в их положении и титулах, - Но кое-чего я понять не могу. Лаубер не хуже меня знает классические схемы, ведь он изучал те же труды по тактике, что и я. Оборону, подобную арборийской, проще всего уничтожить несколькими разнонаправленными ударами, не вводя в бой основные силы до тех пор, пока обстановка не покажет, на каком участке оборона слабее всего. Однако Лаубер сосредоточил в своих руках основные силы, отведя для удара юго-восточные ворота и отправив меня на вспомогательное направление, на юго-запад. Будто бы точно знает, что Арбория подастся ему, стоит лишь нажать с юго-востока. Откуда бы у него взяться такой уверенности?

Алафрид некоторое время молча разглядывал герцогский герб на спинке собственного стула, которым так и не воспользовался.