Артем Мироненко - Земля – лишь ферма

«Все, сил моих больше нет терпеть твою тупость! Над чем бы ты еще сейчас поразмышлял, хозяин мой, гномами обиженный? Что, ручка уже не беспокоит?» – решил вдруг нарушить обет молчания внутренний голос. Но разве мог он ограничиться лишь парой нелицеприятных фраз в мой адрес после столь продолжительного безмолвия? И проявить по отношению ко мне, к «предателю», такое снисхождение? Ни в коем случае!

Его понесло так, что не остановить: «А то, какое будущее ждет тебя в этой дыре, похоже, тоже не волнует? Да тебя вообще ничего не волнует, кроме этой, как там ее?.. Натасенька, да? Кисонька? Секси-докторша? Тьфу, гадость какая! Когда же у тебя, наконец, ума прибавится и мужское начало проявится?! Бегают тут все вокруг него, понимаешь, нянчатся с ним, а он какие-то коники выкидывает. Это же каким балбесом надо быть, чтобы профукать руководящую должность из-за неуравновешенной старой клячи. От нее бы не убыло. Наташка твоя – девонька бывалая и к сему процессу закаленная. Одним долговязым больше, одним меньше – какая разница? Ты вон с ней порой такое вытворяешь, с ее подачи, естественно, что местным господам даже на ум никогда не приходило…»

Мой внутренний голос можно было заткнуть только одним-единственным способом: послать подальше, надолго и в самой грубой форме. Что, собственно, я и сделал. Но кое в чем паршивец оказался прав. Я и впрямь больше не беспокоился о руке. Откуда-то взялась уверенность, что Горынушка зла мне не желает. Что в планах у него прибавить своему новому владельцу силушки и здоровьишка по максимуму. Хотя я догадываюсь откуда. Не исключено, что он уже и мозгом моим и сознанием завладел, а теперь манипулирует мной как ему вздумается. Поэтому да, уверенность моя может быть следствием его змеиных происков, но разве у меня есть выбор? Очевидно же, что нет. Так чего тогда дергаться?

– Вот тебе и дальше… – Я медленно покрутил перед лицом Давида кистью «мутирующей» руки, при этом то растопыривая пальцы, то сжимая в кулак.

– Да уж, братишка, вижу. И от этого у меня мурашки по коже.

А дальше… Дальше стали вздуваться и мышцы. Плечо увеличилось в обхвате раза в два, не меньше, а предплечье чуть скромнее, но тоже около того. Зато кожу Горыня если и решил задействовать в своем «эксперименте», то очень незначительно. Она не успевала толком вырасти или растянуться за стремительно набухающим бицепсом, трицепсом, дельтовидной мышцей и мышцами предплечья. Казалось, еще немного – и кожа треснет четко по выпирающим венам, как по швам, но ничего подобного так и не случилось. Да и не могло случиться, ведь у Горынушки было просчитано все до мельчайших деталей.

«Верно, рептилушка? – мысленно спросил я. – Эх, показать бы тебя нашим ученым, генным инженерам к примеру. Знаешь, что тогда было бы? Да они тебя с ножками ворсистыми, хвостиком остроконечным и сверхвозможностями невиданными в лучший бы научный центр определили. Идолом бы своим сделали. Стали бы перед тобой на задних лапках бегать, поклоны отбивать и ножки ворсистые расцеловывать. Только бы ты им за это какой-нибудь дивный номер показал».

Что я несу?! Опять бред какой-то! Неужели умом тронулся окончательно и бесповоротно? А вдруг мой мозг мне больше не принадлежит? Как же мне теперь… И снова ты бредишь, Богданцев! Возьми себя в руки, в конце концов! Хватит раскисать! Сосредоточься! На более важных вещах сосредоточься…

Начиная с Натали, я пробежался глазами по всем присутствующим, остановившись на последнем. На Серебане. Все стояли молча, побаиваясь лишний раз пошевелиться, будто это как-то могло навредить мне, повлиять на процесс преобразований. На их лицах отображалось не только удивление, но и сочувствие, тревога за меня. Даже от Назара и бородатого такое исходило, но только не от Серебана. Нет. Этот маленький злобный человечек, сложив руки на груди и переминаясь с ноги на ногу, смотрел на меня как на недоразвитое низшее существо, с неким презрением, что ли, или осуждением.

Помотав головой и поцокав языком, он надменно произнес:

– Все, все, все, даже не смотри на меня. Помогать не стану. Да и нет в этом уже никакого смысла.

– А я и не прошу.

– Правильно, смирись со своей участью, как я смирился. И всем надо смириться.

– Какой же ты мямля! Что ты заладил: надо смириться, смириться. Нас убьют. Казнят. Мы все умрем…

– Да, все мы почти уже трупы! – перебил он. – Просто кому-то повезет, и он умрет сражаясь, быстро и без мучений, а кому-то очень не повезет: выжить в бою и попасть в загребущие лапы сами знаете кого. А эти твари поиздеваться любители, уж поверьте мне на слово.

– Верим, знаем. И что? Может, у тебя решение какое имеется?

– Имеется.

– Так чего сразу не сказал? Зачем жути попусту нагоняешь?

– Потому что вряд ли вам мое решение понравится. – Серебан жалобно посмотрел на Дашку, а она в ответ изобразила еще более жалостливую мину и несколько раз кивнула, словно говоря: «Я с тобой, я за тебя, мой великий муклорнианчик. Я верю, что ты спасешь нас. Так что не молчи, продолжай». И он продолжил, смягчив тон: – Как видишь, процесс сращивания завершен на всех уровнях, и теперь вы с горынизатором единое целое.

– Хм, не просто вижу. Я знаю.

Горыня о том поведал на своем, на «ментальном». И это были не пустые домыслы. Вместе с завершением трансформации пришло четкое осознание, что цветные картинки, возникающие в моей голове, не плод воображения. Их посылает Горыня. Он будто подключился к мозгу, как к компьютеру, с помощью какой-то биологической или телепатической сети и теперь загружал в него все, что ему заблагорассудится. Поэтому нужно было еще разобраться, кто тут кому подвластен: он мне или все-таки я ему?

Исходя из того, что он в любой момент может загадить мой разум всяким шизофреническим бредом, его господство надо мной неопровержимо. Прокрутит киноленту подобного толка нужное количество раз, и все, придется окружающим попрощаться с харизматической личностью Никитой Богданцевым. Мне и представить страшно, кого Горыня явит им в моем обличье. Слетевшего с катушек психопата, жаждущего крови, которому будет абсолютно наплевать, из кого она потечет, пусть даже из любимой девушки и сестры? Или он парализует меня, превратив в «овощ», способный без лишней помощи только опорожняться? Вторая крайность приемлемее, но жизнь близких мне людей все равно усложнит неслабо. А может, змей чего и похуже выкинет, с него станется. Кто ж знает, насколько бурная у него фантазия. Хотя куда еще хуже-то?

Но то ли из-за своего невежества, не позволяющего здраво оценить возможности и осознать свою истинную мощь, то ли благодаря упреждающим мерам его создателя, запрограммировавшего свое чадо на строгое соблюдение завещанных им заповедей, Горыня оставался доброжелательным и покладистым. Без малейшего намека на какую бы то ни было подлость. У меня на душе полегчало. Даже закралась надежда, что для кучки восставших рабов не все еще потеряно. С нами теперь меньшой брат Горыня – силища, с которой долговязой твари придется считаться.