Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

– Отсюда нужно немедленно уходить, товарищ сержант, – обратился я к Плужникову. Через несколько минут немцы придут в себя и либо пойдут в атаку, что вряд ли, либо опять ударят из гаубиц. Еще одного такого налета нам не пережить.

Сержант ответить не успел. Из клубов дыма не слишком уверенной походкой вышел наш вчерашний знакомый – командир разведчиков капитан Щеглов. Лицо его было залито кровью, и выглядел капитан едва живым. Но как оказалось, внешний вид не вполне отражал истинную картину.

– Бойцы, – капитан остановился и окинул нас взглядом, – кто у вас старший? Доложите обстановку.

– Сержант Плужников, – ответил Иван, делая шаг вперед, – Со мной расчет противотанкового ружья из трех человек и раненый в руку красноармеец, прикрепленный к особому отделу. Из оружия имеем три винтовки, пулемет MG-34 и немецкое противотанковое ружье. Боезапас проверить еще не успели.

– По самолетам вы стреляли?

– Огонь вел расчет ефрейтора Нагулина, товарищ капитан.

– Танки тоже их работа?

– Их, товарищ капитан.

– Нагулин, шаг вперед.

Я выполнил команду.

– Ефрейтор Нагулин, от лица командования объявляю вам и вашим людям благодарность.

Я хотел было ответить по уставу, но капитан жестом остановил меня.

– Думаю, все, кто еще жив, обязаны этим вашей меткой стрельбе. Так что спасибо, ефрейтор. От меня лично, и от моих людей.

– Товарищ капитан, – я решил воспользоваться моментом, – наши проблемы далеко не закончились. Нужно срочно собирать выживших и прорываться на северо-запад, иначе нас опять накроют артогнем, и в этот раз не уцелеет никто.

– У нас приказ оборонять позиции… – начал капитан, но осекся и непроизвольно оглянулся вокруг.

– Нет больше позиций, товарищ капитан, – негромко ответил я, – и штаба, который мы должны были защищать, тоже больше нет. Есть чудом выжившие люди, которые еще могут послужить своей стране, если вывести их из котла, дать отдохнуть, вылечить тех, кто ранен, вооружить и направить в регулярные части. Более важной задачи сейчас у нас нет, и в ближайшее время не будет.

– Но ведь вокруг везде немцы! На поле не выйти – сразу срежут, в лесу тоже сильный заслон, мои люди проверяли, – возразил капитан, – мы не пройдем.

– Я пробью проход и буду держать его столько, сколько потребуется, а потом прикрою ваше отступление.

– Один? – недоверчиво переспросил капитан.

– Один. Только мне нужна винтовка и как можно больше патронов. И пусть кто-нибудь заберет ружье – оно может еще пригодиться.

– Скажи мне такое кто-то другой, – задумчиво произнес капитан, – я бы рассмеялся ему в лицо. Но тебе я почему-то верю, Нагулин. Ты – сможешь. Сержант, собирайте людей – будем готовить прорыв.

– Товарищ капитан, – неожиданно обратился к Щеглову Борис, – разрешите остаться с ефрейтором Нагулиным. Ему будет нужен второй номер для прикрытия с флангов.

Я хотел было возразить, но тут вмешался Плужников.

– Ты будешь третьим номером, боец, – жестко произнес он, – вторым буду я. Товарищ капитан, с вашего разрешения, я бы тоже остался. Пулемет в таком деле точно не помешает.

Щеглов колебался. Весь его опыт разведчика говорил о том, что те, кто останется прикрывать отход отряда – смертники. Но он смотрел в глаза Плужникова и Чежина, и видел в них решимость. Только это была не решимость людей, идущих на смерть, а вера в своего командира, который сможет решить задачу так, чтобы его подчиненные остались живы. Почему-то капитан не сомневался, что сержант не станет претендовать на роль лидера в этой тройке, тем более что он сам назвал себя вторым номером.

– Собирайте отряд, сержант, – повторил приказ Капитан, – За огневую поддержку прорыва и прикрытие отхода отвечает ефрейтор Нагулин. Пусть он и решает, кто останется с ним, а кто уйдет с нами.

Пока сержанты собирали уцелевших, я проверял выданную мне «мосинку» и патроны. Осечки в самый ответственный момент были мне совершенно ни к чему. Убедившись, что с оружием все нормально и отбраковав несколько патронов, я прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза.

Ситуация почти не изменилась. Немецкий батальон заблокировал подступы к лесу и отрезал его восточную часть от основного лесного массива. Нашей попытки вырваться через поле противник явно не ждал. Заслон с этой стороны выглядел довольно хилым, но вполне достаточным, чтобы парировать любой наш удар. Да и куда мы денемся в поле, даже пробившись через позиции немцев? Догонят и задавят огнем. Так что здесь немецкий командир все просчитал правильно, и основные усилия сосредоточил на том, чтобы не дать нам пробиться вглубь леса.

Немцы ничего не предпринимали уже минут двадцать, и это вызывало у меня закономерные вопросы. Понятно, что после того, как собственный бомбардировщик вывалил им на головы бомбы, немецкому командиру требовалось время для приведения своей части в порядок, но артиллерии-то никто не мешал начать ровнять нас с землей. Конечно, нужно было делать скидку на скорость принятия решений и прохождения команд, которая в этом мире была не слишком высокой. И все же полчаса – многовато даже для этого уровня развития.

Разгадка заминки, возникшей у противника, нашлась довольно быстро. Достаточно было лишь уменьшить масштаб и посмотреть на общую картину битвы в окрестностях Умани. Шестая армия генерал-лейтенанта Музыченко предприняла очередной контрудар с целью улучшить свое критическое положение. Поначалу ей сопутствовал успех, и передовым отрядам удалось захватить несколько деревень и пару важных высот. Под раздачу попали горные егеря и сто двадцать пятая пехотная дивизия вермахта, чья артиллерия как раз и должна была отрабатывать заявку на удар по нашему лесу. И теперь батареи легких и тяжелых гаубиц были под завязку завалены требованиями соединений и частей, отбивающихся от атак русской пехоты, поддержанных немногими оставшимися в распоряжении Музыченко танками. Естественно, командование дивизии задвинуло в дальний угол заявку на уничтожение прочно заблокированной и уже изрядно избитой группы то ли диверсантов, то ли окруженцев, и сосредоточило усилия на более важном деле.

Как бы то ни было, долго затишье продолжаться не могло. Немецкий пехотный батальон, пусть и понесший какие-то потери в предыдущих боях, все равно оставался очень серьезной силой. Перейди противник в решительную атаку прямо сейчас, и шансов бы у нас не было. Но немецкому командиру, видимо, очень не понравилась судьба танкистов и летчиков, и он осторожничал. На самом деле, в его распоряжении имелись кое-какие средства для того, чтобы устроить нам веселую жизнь даже без привлечения артиллерийской поддержки. Помимо девяти пехотных минометов, которые должны были у него наличествовать по три штуки в каждой роте, батальон располагал восемью более тяжелыми минометами калибра восемьдесят миллиметров. Опытный расчет мог выпускать из этого оружия до пятнадцати мин в минуту. Да, после утреннего боя рассчитывать на полный боезапас не приходилось, но кое-что наверняка еще осталось, так что немцы должны были вот-вот начать. Конечно, такой плотности огня, как артиллеристы и авиация они обеспечить не могли, но сидеть даже под таким обстрелом мне очень не хотелось.