Питер Уоттс - Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия [сборник litres]

Брюкс склонился над ограждением. Глубины полого позвоночника «Венца» уходили вдаль оптической иллюзией, напоминая трахею самого Бога. («Всего сто метров, – напомнил себе Брюкс, – всего сто метров».) Внизу виднелись признаки активности: что-то мельтешило, слабо клацал металл о металл. Жидкие зеркальные канаты дрожали натянутой тетивой, когда что-то дергало их с другого конца.

Кто-то похлопал Брюкса по плечу, и он чуть не подпрыгнул. Лианна держала в руке два серебряных троса; на конце каждого волшебным образом раскрылся хомут, похожий на гипертрофированное игольное ушко. Синтет отдала один Дэну и вставила ногу в петлю другого.

– Хватай и прыгай, – сказала она и легко переступила через ограждение.

Лианна медленно полетела вниз – при работе двигателя в четверть силы тяжести люди весили еще меньше, чем при вращении, – и набирала скорость вместе с расстоянием. Брюкс тоже продел ногу в петлю, схватил трос одной рукой (как за стеклянистую резину) и последовал за женщиной. Пока он спускался, волокно в руке натянулось и истончилось. Он поднял глаза и вроде бы даже заметил крохотные волны, рябью расходившиеся от точки в зеркальном шаре, из которой тянулся этот чудесный канат, но из-за скорости и расстояния второй раз ничего разглядеть не смог.

Брюкс падал в пастельные сумерки, мимо биостальных балок, кольцевых обручей и мерцающих переборок с мягким покрытием. Узлы из труб походили на вокальные связки в горле; рядом размытыми нитями сочились серебряно-металлические потоки. Конец отстегнутого каната Лианны пролетел мимо, жабьим языком возвращаясь вверх по шахте.

Четверть же. Но сломать себе шею на дне стометрового колодца все равно легче легкого.

Движение Брюкса постепенно замедлялось – волшебная «тарзанка» достигла своих пределов. Впереди маячил еще один огромный люк, по сторонам от которого виднелись решетки, служебные панели и около шести альковов для скафандров. Из переборки поблизости топорщился воздушный шлюз, как вторичный рот, достаточно большой, чтобы проглотить двух Брюксов за раз. Но влетел Дэн в пасть покрупнее. Серебряный канат опустил его, словно мать, кладущая младенца в кроватку, мягко уронив из света во тьму. Поставил на пол огромной темной каверны, где со всех сторон маячили монстры и машины. И тут же бросил.

«Вот она, значит, какая, стратегия, – размышлял Брюкс. – Предвидение, контрмеры. Интеллект настолько огромный, что даже в язык не помещается. Форменное самоубийство».

– Поверь, – сухо обронила Лианна, пока они забирались в скафандры. – Они знают, что делают.

Скафандр обернулся вокруг Дэна как паразит-душитель. Дыхание и биение крови хрипом отдавались в шлеме; наконечник в заднице дергался, словно кормящийся хоботок. В уретру вошел катетер, но Брюкс ничего не почувствовал, отчего забеспокоился еще больше, так как понятия не имел, чем механизм там, внизу, занимается.

«Они знают, что делают».

Последние два часа они провели в трюме, среди мутных перепутанных теней расчлененных машин. Наверху замерзала остальная часть корабля: отсеки, лаборатории, туннели и Центральный узел насухо выкачали и открыли воздействию вакуума. Еще недавно это пещерное пространство полностью принадлежало больным Двухпалатникам, став импровизированной гипербарической камерой, где враждебные анаэробы дохли в ядовитом кислороде, а рой зализывал раны и творил заклинания, собирая воедино кусочки создаваемого паззла. Теперь всю эту таинственную протомашинерию сложили, упаковали и привязали к стенам. Двухпалатников, чьи ткани еще насыщались под давлением в пятнадцать атмосфер, укрыли в стеклянных саркофагах, персональных декомпрессионных камерах с руками и ногами. Они стояли, едва двигаясь, прямо на палубе, похожие на противоположности глубоководных ныряльщиков из давно минувших дней. Между ними безмолвно сновали зомби Валери; похоже, ей поручили следить за монахами. Личинки, выхаживаемые трутнями…

Теперь стал замерзать и трюм, вокруг собравшейся команды убывал последний карман воздуха на корабле. Двухпалатники, исходники, монстры – странные, гибридные твари, в которых было по чуть-чуть от каждого, – все стояли и наблюдали, как обвислая груда ткани посередине помещения развернулась в огромную черную сферу, а взаимосвязанные геодезические сети проросли под ее шкурой растягивающимся оригами-скелетом. Штриховкой тени.

Мур назвал эту штуку термосом. Наблюдая, как она надувается, Брюкс был почти уверен, что именно такой футбольный мяч унес их из пустыни. Хотя, его, похоже, перекрасили.

Лианна ткнулась в Дэна сбоку и прикоснулась шлемом для личного разговора:

– Добро пожаловать на встречу одноклассников Прайнвилля.

Брюкс с трудом улыбнулся.

«Они знают, что делают».

Дэн тоже знал, до некоторой степени. Они собирались упасть в сторону. Пролететь мимо выхлопа так близко, что можно было бы протянуть руку и увидеть, как та испаряется в потоке плазмы, извергающимся со скоростью двадцать пять километров в секунду. Не будет возможности запустить маневровые двигатели для дополнительного толчка вперед, никаких шансов создать хотя бы минимальное расстояние между готовым переломиться хребтом и вознесением со скоростью в шесть термоядерных бомб в минуту. Первый закон Ньютона – настоящая сука, переговоров не терпит. Даже Двухпалатники не смогли заставить ее раздвинуть ноги чуть пошире, и даже этой неохотной уступки едва хватало, чтобы замаскировать потерю передней части корабля. Для маневра по выводу на безопасное расстояние ничего не останется.

Все пойдет по плану, если только Двухпалатники не ошиблись на микрон или два; если эту крохотную конструкцию из балок и лесов не засосет и не размолотит на ионы; или если шквал нейтронов, разлетающихся во всех направлениях, не найдет путь внутрь корабля.

Ракши Сенгупта открыла люк. Тот подпрыгнул и стукнулся об изгиб сферы, пневматический и упругий. Сенгупта тут же залезла внутрь. Автоматоны Валери – сейчас совершенно неотличимые друг от друга из-за ограниченных гардеробных возможностей, предоставляемых отделом моды для выживания, – выстроились в очередь и стали передавать Двухпалатников в глобус, как муравьи-рабочие, спасающие яйца.

«Все на борт», – одними губами произнесла Лианна за щитком шлема.

«Терновый венец» выдавало не только излучение двигателя: тепловой след от минимальной работы системы по обеспечению жизнедеятельности сверкал, будто маяк на космическом фоне, колебавшемся в пределах абсолютного ноля. Разумеется, существовали обходные пути. Свечку на фоне солнца не заметишь, а «Венец» держался на прямой линии между звездой и любыми, направленными в эту сторону телескопами: достаточно близко, чтобы похоронить свою тепловую сигнатуру в солнечном жаре, но не настолько близко, чтобы выдать себя, если кто-то решит поставить светозащитный фильтр перед сканером. Еще можно было спрятать человеческие тела под массивным слоем изоляции: когда тепловое излучение при таком раскладе пробиралось на поверхность корабля, оно уже было за пределами любого радиуса поиска.