Питер Уоттс - Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия [сборник litres]

– Если бы они считали имплантаты дефективными, то не отправляли бы на задания.

– Ну, что ты, – Тивана разводит руками. – Ты говоришь «задания», я говорю «полевые испытания». В смысле, дух товарищества – это круто! Мы на передовой, мы можем быть Зеро! Но ты просто взгляни на нас, Джо. Силано был мятежником в Рио. У Калмю полно обвинений в неподчинении приказам. Тебя и меня соскребли с обочины. Никого из нас явно нельзя назвать особо выдающимся индивидом.

– А разве не в этом смысл? Что любого можно превратить в суперсолдата?

«То есть любое тело».

– Джо, мы – лабораторные крысы. Они не хотят поджарить мозги отличникам из Вест-Пойнта из-за бета-версии, потому чистят баги сейчас. Если программа пойдет вширь, нас тут уже не будет. А значит… – Она тяжело вздыхает. – Это имплантаты. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Надеешься?

– А ты, значит, предпочитаешь вариант, что Калли превратилась в берсерка и без всякой причины убила гражданскую?

У Асанте покалывает в затылке, наверное, психосоматика, он старается не обращать на это внимания и говорит:

– Росситер не стала бы говорить о «переводе» в таком случае. Тогда бы речь шла о военном трибунале.

– Да она никогда не заведет речь о военном трибунале. Когда речь будет идти о нас.

– И то верно.

– Сам подумай. Ты хоть раз видел тут какого-нибудь политика, который приехал посмотреть, куда идут деньги налогоплательщиков? Или хоть одного офицера на базе, помимо Метцингера, Мэддокса или Росситер?

– То есть все это незаконно.

Едва ли это откровение.

– Причем настолько, что, считай, у нас тут царят обычаи каменного века. Мы не знаем, сколько на нас приходится обеспечивающего персонала. Девяносто процентов всей поддерживающей инфраструктуры находятся вне базы, а тут сплошные роботы и телеопы. Мы даже не в курсе, кто нам черепа вскрывает. – Тивана склоняется к нему в сгущающейся тьме, пристально смотрит здоровым глазом. – Это все вуду, Джо. Может, программа и началась с малого, с каких-то элементарных вещей, но сейчас? Ты и я, мы, черт побери, зомби, в буквальном смысле. Мы – воскрешенные трупы, которые танцуют на ниточках, и если ты думаешь, что Персефона Общественная с этим примириться, то ты веришь в нее гораздо сильнее, чем я. Думаю, что о нас не знает Конгресс. И парламент не знает; могу поспорить, что в КСО о нас даже не в курсе, максимум там есть какая-нибудь строчка в бюджете под грифом «психологическое исследование». И они просто не хотят знать. И если все так старательно держат в тени, неужели они позволят какому-то банальному судебному процессу выволочь всю подноготную на свет?

Асанте качает головой:

– Но все равно должна быть подотчетность. Какой-то внутренний процесс.

– Так вот он и есть. Ты исчезаешь, а они говорят, что тебя перевели.

Он на секунду задумывается:

– И что нам делать?

– Для начала поднимем бунт в столовой. Потом маршем пойдем на Оттаву, требуя равных прав для трупов, – Тивани закатывает глаза. – Мы ничего не будет делать. Ты, кажется, забыл: мы умерли. Юридически мы больше не существуем, и если только ты не заключил сделку сильно лучше, чем я, у нас есть единственный способ что-то изменить – не высовываться, пока нас не отправят в почетную отставку. Мне не нравится быть мертвой. Я бы очень хотела когда-нибудь снова воскреснуть. А пока…

Она снимает очки с головы. Выключает их.

– Мы будем действовать осторожно.

Сержант Коджо Асанте действует очень осторожно. И когда идет в бой против реалистов и борцов за права ИИ. И когда его натравливают на хорошо оснащенные частные армии, ведомые идеологией и выгодой, на оборванных повстанцев, воющих лишь из-за жажды и отчаяния, на отбившиеся от рук дарвиновские Банки и неизбежных религиозных экстремистов, которые – спустя четверть века после завершения Темного Десятилетия – так и не прекратили увечить и уничтожать во имя своих Невидимых друзей. Все идет хорошо, пока не приходит двадцать первый месяц его срока, и Асанте убивает троих невооруженных детей где-то неподалеку от побережья Гондураса.

Зеро поднялись из глубин Атлантики, чтобы взять штурмом один из бесчисленных гиландов, путешествующих по океаническим течениям. Иногда их используют беженцы, и на таких гиландах ютятся тысячи людей; другие служат укрытием для аферистов и налоговых уклонистов, которые с радостью плюют на ограничения постоянных юрисдикций. Есть и военные, они покрыты слоем хроматофоров и нанотрубок, глушащих радары: это искусственные острова больше любого аэропорта, невидимые для людей и машин.

«Caçador de Recompensa» [242]– рыбная ферма, семейный бизнес, зарегистрированный в Бразилии: два скромных гектара низкобортных конструкций на корпусе в виде пончика с кучей плавучих садков посередине. Сейчас гиланд оккупировали силы, верные последней инкарнации «Сияющей тропы». Та до сих пор процветает, так как ее источники снабжения не имеют конкретного адреса – и, как напомнил Метцингер перед погружением, лучше предотвратить битву, чем выиграть ее. Если «Тропа» не сможет кормить свои войска, может, она не пустит их в бой.

Фактически Зеро отправили на миссию спасения.

Асанте подслушивает звуки битвы, вдыхает смрад нефти, соленого воздуха и гнилой рыбы, а картина мира от Злого Близнеца проносится перед глазами кляксами света и непонятными вспышками данных с миллисекундной продолжительностью жизни. Ну если не считать мишеней, разумеется. Если не считать кратких стробоскопических мгновений, когда ЗБ захватывает цель, и лица замирают, а потом расплываются: парочка южноазиатских мужчин в комбинезонах, сжимающих в руках «Хеклер и Кохи». Раненный древний «ЧжанЛу», покачивающийся на двух с половиной ногах, луч из его MAD [243]-пушки дрожит так, что уже ничего поразить не может. Дети в спасжилетах, два мальчика, одна девочка; судя по виду, им лет семь, десять максимум. Каждый раз Асанте чувствует отдачу автомата, а потом ЗБ тут же переключается на следующую жертву.

В режиме пассажира эмоции ленивы и неповоротливы. В момент выстрела Асанте ничего не чувствует, шок приходит позже. Ужас еще только показывается на горизонте, когда случайный рикошет отправляет Коджо на место водителя.

Пуля не проникает внутрь – чтобы пробиться сквозь крисомаллоновую [244] Броня сделана по образцу панциря брюхоногого моллюска Crysomallon Squamiferum, которого еще называют «железной улиткой». Его ногу покрывают толстые чешуйки, состоящие из сульфида железа, в результате чего моллюск становится практически недосягаемым для хищников. броню, плотно обтягивающую кожу, надо побольше сил – но векторы все же взаимодействуют. Инерция переходит от маленького быстрого объекта к медленному и большому. Мозг Асанте вздрагивает в своей полости; мясо ударяется о кость, отскакивает. Серое вещество получает легкую травму, и где-то глубоко в какой-то важной цепи случается короткое замыкание.