Николай Ярыгин - Кентийский принц [litres]

Погруженный в свои мысли, я не заметил, а скорей почувствовал сзади опасность, начал уже разворачиваться, но не успел. Левую лопатку мне обожгло, и окружающий мир начал расплываться перед глазами, но я все-таки смог повернуться и ухватить убийцу за руку с кинжалом. Последнее, что увидел и услышал, это глаза человека, полные ужаса, и режущий уши крик.

«Почему он кричит?» – подумал я и провалился в небытие.

– Данис, Данис, – ворвался в покои короля его брат. – Данис, Алекса убили.

На Арна было страшно смотреть – бледный до синевы, с вытаращенными глазами, его всего трясло. Король в этот момент просматривал какие-то бумаги. Услышав вопль брата, он вскочил. Массивный стул, на котором он сидел, упал на пол, а бумаги разлетелись по комнате.

– Как убили? – проговорил он.

– Я не знаю, мне это сказал мой слуга, там, говорят, уже гвардейцы и тайная канцелярия, все оцепили, пошли быстрей.

И Арн выскочил из кабинета. Данис, невзирая на свое положение, тоже побежал. Он успел в самый последний момент, когда убийцу уже почти освободили из хватки Алекса. Но тот был без сознания, и видно было, что в том месте, где его ухватил кентиец, предплечье как-то сплющено. Кости, наверное, сломаны, и может даже, не в одном месте.

В галерее уже собралась небольшая толпа, тут же стояли хмурые кентийцы.

«Ну у него и силища», – не ко времени мелькнула мысль у Даниса.

– Быстро лекаря сюда, – тем не менее отдал он команду.

– Уже послали, ваше величество.

Данис поднял глаза и увидел начальника тайной канцелярии.

– И вы здесь, баронет?

– Да, ваше величество, только собрался уезжать, а тут такое.

Де Ривейн подошел поближе и показал королю кинжал.

– Это, по всей вероятности, оружие убийцы, посмотрите на лезвие, – проговорил де Ривейн.

– Да тут ничего не видно, – в сердцах проговорил король.

– Свет для короля! – проорал гвардеец, а еще кто-то выдернул факел и поднес его ближе. Данис разглядел на лезвии, ближе к крестовине, что лезвие было вымазано какой-то темной субстанцией.

– Это что, яд? – спросил он де Ривейна.

– Скорей всего, да, правда, я не знаю какой, покажу лекарю, кстати, вот и он.

– Ваше величество, его надо перенести куда-то и хорошо осветить, он дышит и сердце бьется, правда очень тихо и неравномерно, – обратился к королю лекарь.

– Да-да, делайте, что сочтете нужным, потом доложите мне, в любое время, я повторяю, в любое время.

– Ваше величество, – обратился к нему десятник кентийцев, – мой принц пострадал в твоем замке, и ты несешь ответственность.

– Да, кентиец, я понимаю, но ты же видел, убийца задержан, и я непременно выясню, кто его послал.

– И все же, король, твоя вина. Я сейчас еду в замок, оттуда пошлю письмо своему сюзерену, чтобы прислал дознавателей. И будет очень плохо, если принц умрет.

Десятник повернулся и пошел к выходу, за ним ушли и все остальные кентийцы.

«Мне, может, горше, чем тебе», – думал король, глядя вслед уходящим воинам. Король до встречи с Алексом с кентийцами почти не сталкивался, ну не считать же за знакомство случайно увиденных учителей фехтования своих вассалов. И даже когда увидел Алекса первый раз, ну кентиец и кентиец. Здоровенный лоб, с синяком под глазом, отчего вид у него был разбойника с большой дороги. Пусть он и вел себя открыто и в то же время сдержанно и гордо. Но чем больше король с ним общался, тем больше он ему нравился, а еще король понял, что Алекс не по годам умен. А потом все его эти поделки… А потом этот бой в зале приемов, если бы не кентиец, известно, как бы еще все сложилось, ведь он один положил более десятка врагов.

Ну, а что касается герцога, вообще слов нет, сам вызвался, приехал, а потом еще и шороху навел в замке Жирондо и на границе. И случилось так, что Данис теперь не представлял, как будет без Алекса, без побратима. Конечно, Данис побратался с Алексом под влиянием эмоций, но потом он тщательно все обдумал и понял, что сделал очень правильно, словно само провидение толкнуло его к этому поступку.

Уже при подходе к королевским покоям его догнал посыльный от лекаря и сообщил, что лезвие кинжала был смазано ядом пурпурной бестии. Данис знал, что это такое, значит, все кончено и Алексу осталось всего лишь несколько часов.

Придя в свои покои, Данис приказал принести ему вина; нет, он не напился, он сидел, пил и не хмелел, а на душе была такая безысходность и смертная тоска!

А в это время Арн метался по своей комнате, бил в стены кулаком и ногами, и на глазах его были слезы. Ему очень нравился Алекс, и Арн хотел бы очень походить на него. Он понимал, что если бы Алекс не захватил так быстро замок, что никто не успел опомниться, его бы тихо прирезали и концы в воду. Арн очень хотел попроситься к Алексу в замок, чтобы подучиться работать с мечом, да и так кое-чему поучиться, но все стеснялся, а теперь уже этого никогда не будет.

Мне снился сон… За все время, что я находился в этом мире, мне второй раз снился сон, и во сне снова была Вера… Вид у нее был встревоженный и какой-то растерянный.

– Саша, ну почему ты такой неосторожный? Я же просила тебя беречься. Что же мне с тобой делать? Тебе еще рано умирать, даже не думай, живи, тебе надо много сделать.

Потом на ее месте вдруг оказалась Ильми, из ее глаз катились слезы.

– Алекс, не умирай, прошу тебя, ради нашего сына не умирай, – говорила она, а потом стала бледнеть и исчезать. Тут снова появилась Вера, видно, она злилась, ее лицо было красным.

– Ну, Сашка, ты сам виноват, – проговорила она, – теперь терпи и не вздумай мне умереть.

И она что-то сделала. Мне показалось, что на меня рухнуло небо или весь замок короля, так было больно, казалось, мое тело разрывают на куски, а потом их еще давят под прессом. А потом я вспомнил о сыне и почему-то понял, что мне надо обязательно встать.

Встать, встать, встать – билось у меня в мозгу, но тело не слушалось, а я скрипел зубами, напрягая его раз за разом, продолжая попытки, а потом снова пришла спасительная тьма. Где-то далеко-далеко, на самом краю сознания, слышались какие-то голоса, то пропадая, то снова возникая. Потом в моем сознании появилась блестящая точка, и я откуда-то знал, что мне надо к ней идти. Было очень тяжело. Мои ноги не слушались меня, словно на них нацепили неподъемные гири, я выл от боли и страшно матерился, но шел к этой блестящей точке, которая с каждым шагом становилась все больше и больше, пока не заполнила собой все окружающее пространство.

– Сообщите его величеству, что граф пришел в себя, – услышал я чей-то голос и открыл глаза. Надо мной склонилось лицо довольно пожилого мужчины.

– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? – проговорил он.

– Отвратительно, – прохрипел я. Язык был сухой и шершавый, казалось, что им можно оцарапать весь рот.