Алекс Делакруз - Гвардеец его величества [litres]

За последние восемь лет – с момента начала «восстания» умников, многолетняя борьба кланов перешла в эндшпиль, что наложилось на очередной пик обострения расстройства Императора. Что совсем не способствовало порядку в Септиколийской империи. Во многих имперских – даже столичных департаментах, ожидало высочайшего одобрения великое множество неподписанных указов. Вопросов, требующих незамедлительного решения, накопилось невероятно много – вал уже грозил перерасти в критическую массу, это понимали все участники схватки бульдогов под ковром. Но уступать, или действовать первым, пока не начинал никто.

Несмотря на то что запас прочности у имперской бюрократической машины был невероятно велик, во многих, особенно пограничных системах настал тот момент, когда лишь усилия управленцев на местах поддерживали порядок – кто-то брал ответственность на себя, рискуя карьерой, а где-то проблемы просто переставали существовать – как, к примеру, одна из орбитальных станций в границах миров Тарна, которая просто пришла в негодность и была оставлена гарнизоном после полугодичного ожидания одобрения отправки в систему ремонтного корабля. Но за это никто не стал брать на себя ответственность – если в доменах, пределах и даже звездных секторах местная власть могла принимать решения без высочайшего одобрения, то передислокация войск между секторами галактики без одобрения Императора могла быть приравнена к измене трону или попытке государственного переворота. Поэтому громадная космическая станция, на постройку которой было угрохан не один миллиард кредитов, оказалась без гарнизона на орбите, оставленной имперскими колонистами планеты – в этом пограничном секторе миров Тарна просто не было ремонтных кораблей класса, способного вернуть станцию к жизни. И подобные случаи решения проблем уже исчислялись тысячами.

Следовавший в пиршественный зал Император между тем, раздраженно отмахнувшись от генерал-адмирала, пошагал в сторону огромного помещения, скрипя зубами и думая о том, что Септиколии необходим другой министр. Второй раз за день он посмел отвлечь правителя с проблемой, напомнив о ее существовании! Правитель, едва сдерживая раздражение, вихрем ворвался в зал быстрым шагом, заметив, но не обращая внимания на панику обер-церемониймейстера и гофмейстеров. Суета придворных его немного позабавила – слегка вернув нарушенное равновесие, правитель, уже не так быстро, величественно опустился на свое место.

Когда утихший на несколько полутонов гомон гостей снова поднялся над сводами Золотого зала, Император наконец взял столовые приборы. Властитель собрался было попробовать одно из угощений – чудесное на вид запеченное мясо под румяной корочкой. Стоило ему только задержаться на блюде взглядом, как предупредительный обер-форшнейдер почти моментально, с поистине цирковой грацией поставил тарелку перед Императором. Правитель опустил взгляд к кушанью, однако нож, который он держал в руке, чуть скользнул, проехавшись по золотистой корке, и резко дернувший кистью Император задел одно из угощений краем рукава парадного мундира.

Это послужило последней каплей, переполнившей чашу терпения правителя – коротко выругавшись, он что было силы швырнул нож. Тот, разметав на столе несколько вазочек с воздушными закусками, громко ударился о высокий и изящный узкий графин. Звонко упав на пол, нож далеко заскользил по нему – бросок был резок и силен. Графин же от удара качнулся, на пару мгновений замер, наклонившись, словно раздумывая – падать или нет, и маятником вернулся обратно. Как раз тогда, когда затихли резкие звуки проскрежетавшего по полу, с силой брошенного властителем ножа. Сам же правитель, глядя на графин, акцентировал на нем всю свою ненависть, которая трансформировалась из переполнявшего его раздражения, и запустил в сосуд вилкой, которую держал в правой руке. Столовый прибор с гулким звоном ударился в стекло, графин опять покачнулся, наклоняясь. Вилка же, отскочив от сосуда и быстро вращаясь, отлетела в сторону, весьма болезненно ударив по скуле одного из чиновников, сидевшего за столом неподалеку. Несмотря на сильную боль, высокородный аристократ лишь едва моргнул в момент удара, но никоим образом не выдал своих чувств – продолжая смотреть на соседа и по-прежнему расписывая ему прелести одной из планет своего домена, которую он превратил в место для проведения охотничьих сафари. На щеке, шее и воротнике мундира чиновника остались пятна мясного соуса, в котором была испачкана брошенная властителем вилка, но собеседник делал вид, что не заметил этого. Как и все присутствующие, продолжавшие беседы, совершенно не обращая внимания на происходящее.

Император между тем с ненавистью смотрел на графин, который, балансируя несколько мгновение на грани падения, вновь неваляшкой вернулся в исходное положение, еще и несколько раз демонстративно прокрутившись на ободе донышка. Этого властитель стерпеть не смог – утробно зарычав, он резко поднялся, наклоняясь над столом, и, подняв графин, широко размахнувшись, швырнул его на пол. Полетели по сторонам осколки, некоторые из которых залетели даже на столы по соседству, брызнуло жидкостью, капельки которой попали на ближайших придворных. Впрочем, опять же никто не обратил даже толики внимания на произошедшее. Почти никто.

– Не смотрите! – тихим шепотом, но с невероятными эмоциями произнес сосед расположившегося поодаль за одним из столов барона Кортеза, который принимал участие в пиршестве вместе со женой. Как раз в тот момент, когда Император только швырнул нож, адмирал обернулся на резкий звук, не сумев скрыть удивления, но этот неистовый шепот заставил его опустить глаза.

– Правитель очень занят проблемами державы и волнуется за судьбы подданных, – произнес сосед Кортеза – седоволосый дворянин в придворном мундире, который заметил изумление новоиспеченного барона и его примечательной спутницы. Жена адмирала, леди Лавиния, сильно выделялась среди других присутствующих дам. Она была естественно молода и обладала собственной, а не приобретенной с помощью корректирующей медицины красотой. В чертах лица леди не было правильности, присутствовала даже некоторая асимметрия – значительно выделяясь среди других идеальных лиц. Настолько идеальных, что в своей однообразности были похожи друг на друга.

– Да опустите взгляд! – еще раз прошипел дворянин Кортезу и его супруге, когда по залу брызнуло эхом разбившегося графина.

Поздно.

Империум. Императорский дворец

Император, выкинувший вместе с графином верхушку переполнявшей его злости, глубоко вздохнул – ему всегда становилось гораздо легче после таких срывов. Так человеку, который страдает от алкогольной зависимости, становится легче после выпитой порции спиртного. Как наркоману после очередной дозы – облегчение уходит на некоторое время, но зависимость никуда не исчезает, лишь усугубляясь. Вот и правитель сейчас, сбросив лишь немного напряжения, чувствовал внутри противную тяжесть груза никуда не уходящего вечного раздражения.