Макс Глебов - Смутное время [СИ]

– Когда планируешь вылетать, командир?

– Суток на подготовку нам хватит. Чем дольше тянем, тем меньше шансов найти «Акулу», да и здесь ситуацию надо менять, а без тетрала это невозможно.

– Считаешь, они могли выжить? Но почему тогда не вышли на связь?

– К чему гадать, сержант? Что это изменит? Лететь надо в любом случае, ты это отлично сам понимаешь.

Колн очнулся. Тело отозвалось болью, но не столь сильной, какая бывает при серьезных ранениях и переломах. Вокруг царил полумрак. Джангр отчетливо помнил, что до того, как он потерял сознание, свет в помещении командного поста погас, а аварийное освещение так и не включилось. Но, судя по всему, какие-то источники света все еще функционировали, поскольку Колн смутно различал, как на полу и в креслах начинали шевелиться приходящие в сознание члены экипажа эсминца. Воздух в отсеке наличествовал, а значит, повреждения оказались не столь фатальными, и тот визг сминаемых металлических конструкций, который он слышал, не означал начала полного разрушения корабля.

Стало чуть светлее – вспыхнул виртуальный экран над командирским пультом и по нему побежали строчки результатов тестирования систем корабля. Подробностей Колн не видел, но обилие красного цвета в мелькающих сообщениях говорило само за себя.

– Экипаж! – раздался в начавшем оживать отсеке надтреснутый голос Синты, – Доложить о потерях и состоянии корабля!

– Профессор Колн, – откликнулся джангр, – серьезных ранений нет. На первый взгляд.

– Контроль пространства, навигация и связь, – раздался голос из темноты справа, – Живы. Система ушла в перезагрузку и самотестирование. Пять минут, командир.

– Первый пилот. У меня, похоже, сломана нога и пара ребер. Навигационные данные не поступают, что ожидаемо, раз сканеры в перезагрузке. Второй пилот еще без сознания, но телеметрия ничего тревожного не показывает.

– Инженерная служба. Один погибший, двое раненых. Отзывается только четвертый двигатель. Тест еще идет. Пока все в пределах. Остальные движки молчат. Боюсь там уже нечего тестировать. Энергетическая установка в норме. По коммуникациям все хуже, но это поправимо, если уцелела хотя бы часть дронов техподдержки. Генераторы щита тест прошли, но эмиттеры надо менять – выгорели вчистую.

– Десантная секция. Двое раненых, оба легко. Все роботы в строю. Боекомплект полный.

– Медотсек. Все в строю. Оборудование заканчивает тестирование. Пока норма.

– Вооружение? – уже окрепшим голосом потребовала доклада Синта, но ответа не получила.

В помещении командного поста мигнул и зажегся свет. В паре мест что-то с треском заискрило, но практически сразу сработала защита и треск прекратился. Командир БЧ-2 лежал на полу в неестественной позе, однозначно говорившей о том, что офицер мертв. Синта перевела на свой пульт данные с его рабочего места и лишь покачала головой.

– Ракеты дальнего радиуса – три из четырех пусковых шахт повреждены, боезапас исчерпан. Ракеты среднего радиуса – пятнадцать процентов боекомплекта. Главный калибр – в строю одно орудие. Основной боекомплект полный, снаряды для заградительного огня исчерпаны. Зенитные автоматы – боеспособны сорок процентов точек непосредственной обороны, боезапас исчерпан. Зенитные ракеты малого радиуса – боезапас исчерпан. Великолепно, господа офицеры. Добавлю к общей картине множественные повреждения корпуса и разгерметизацию технических отсеков. Медицинская служба, окажите помощь раненым и позаботьтесь о погибших.

– Уже выполняется.

С каким-то неправильным щелчком над диском перед рабочим местом командира сформировалась тактическая голограмма. Она подергивалась и была слегка перекошенной, но все же кое-как демонстрировала состояние окружающего пространства.

В разгромленном отсеке установилась напряженная тишина.

– Это невозможно, – произнесла, наконец, Синта, – похоже на глобальный сбой системы позиционирования.

– Тесты прошли нормально, командир, – тут же ответил навигатор, – ну, если не считать, что у нас работоспособно меньше половины систем сканирования.

– Мне кажется, я понимаю, что произошло, но все равно не могу поверить, – неожиданно вмешался Колн, – Это был сверхдальний прыжок по многомерному гипермаяку. У нас до войны велись разработки на эту тему, но дальше фундаментальных исследований, а точнее, математического обоснования принципиальной возможности такого явления, мы не продвинулись. Расчеты показали, что для этого потребуется очень много энергии при инициации прыжка и, главное, нужен маяк в конечной точке, погруженный в локальную область пространства с размерностью не менее одиннадцати. Ну а к тому, как такое устройство создать в реальности, мы даже теоретических подходов найти не смогли.

– Разрешите, командир? – обратился к Синте начальник инженерной службы, и, дождавшись кивка, продолжил, – Насчет маяка ничего сказать не берусь, это вопрос к службе контроля пространства, а вот по поводу количества энергии для прыжка могу прокомментировать. Я тут провел экспресс-расчет. Так вот, господа офицеры, все мы уже минут тридцать как должны быть мертвы и пребывать в состоянии облачка плазмы. Я проанализировал лог-файлы из памяти вычислителя. За две миллисекунды до прыжка произошло взрывное разрушение третьего двигателя. Так вот, энергии этого взрыва должно было хватить для того, чтобы испарить треть нашего корабля. Там все очень невесело детонирует, цепляясь одно за другое. Аварийное отключение, оно не зря придумано. Но мы живы, а значит, почти вся энергия взрыва куда-то бесследно ушла. Я, конечно, не физик-теоретик, но если вспомнить, что взрыв и гиперпрыжок произошли практически синхронно…

– Ну, допустим, – задумчиво произнес Колн, – маловероятно, но допустим. А маяк? Откуда здесь взяться гипермаяку, закапсулированному в кокон одиннадцатимерного пространства?

– А вы внимательно смотрели, куда мы прибыли, профессор? – с грустной улыбкой спросила Синта, – Вы гляньте. Возможно, вопросы у вас отпадут сами собой.

Колн развернулся к тактической голограмме, на которой командир эсминца выделила и представила в удобном для восприятия масштабе один из фрагментов окружающего пространства. Профессор осекся и потрясенно застыл, молча разглядывая три тусклых субкоричневых карлика неподвижно висящих в вершинах равностороннего треугольника – три звезды, больше напоминающие огромные планеты, чем настоящие светила. А между ними, внутри треугольника, пространство шло рябью, легкими волнами, скрывая картину звездного неба по ту сторону гигантского разрыва в ткани пространства. Эсминец выбросило из гипера в сотне тысяч километров над плоскостью чужого портала, и сейчас он приближался к нему в неуправляемом дрейфе.