Анна Калинкина - Метро 2033. Сетунь [litres]

Но этот был ранен легко, и вырвав его практически из зубов разъяренных тварей, Михаил с Гариком отвели его в убежище. Придя в себя и поудивлявшись на то, как они тут живут, гость, назвавшийся сталкером Петром Дроздовым, в свою очередь, рассказал им, что творится в метро, откуда Михаил с Ланкой ушли еще в первый год после Катастрофы.

– Лучше вам туда не соваться, – то и дело повторял он, словно бы они только и ждали случая всем бункером переселиться в метрополитен. – Там сейчас чужаков не жалуют, всем шпионы мерещатся. Ганза, Четвертый рейх – все стараются вызнать, что там, у соседей.

– Четвертый рейх, говоришь? – изумился Михаил. – Это как же понимать?

– А вот так и понимай. Обосновались они на Пушкинской, Чеховской и Тверской, верховодит у них фюрер, и они предают смерти всех инородцев и мутантов, да еще, кажется, стариков и больных в придачу. – Петр вдруг замолчал и, проследив направление его взгляда, Михаил заметил, что тот уставился на Наташку, которая почесывала голову шестипалой рукой. А потом перевел взгляд на Гулю и Рустама с Джаником. Черноволосая малышка Сакина ползала у взрослых под ногами и радостно гулила.

Гарик задумчиво сощурил глаза.

– Может, в чем-то они и правы. В древности слабые и больные не выживали, да и от стариков некоторые племена избавлялись. Потом люди расслабились, живя в комфорте, изнежились, выродились. Потому-то все так и произошло. А теперь опять нужны выносливые и сильные, а остальных надо отбраковывать, это лишняя обуза.

И, встретив озадаченный взгляд Михаила, внезапно разозлился.

– А что, старик, скажешь, неправда? Ты вспомни, что творилось в последние годы. Всех этих олигофренов и имбецилов даже нельзя было дебилами называть – нет, как можно, это просто «особенные» дети. С ними нянчились, выхаживали, на них тратили ресурсы. А в это время где-то другие дети умирали от голода. Вот ты, врач, неужели считаешь, что нужно поддерживать жизнь в хилом и слабом? Может, лучше позволить ему умереть, чтобы не страдали остальные? Как же бесило меня это – разговоры про гуманизм, сюсюканье с отдельными детками, которым повезло родиться хоть ущербными, но у состоятельных родителей. Можно было подумать, что все проблемы уже решены, преступность изжили, теперь можно носиться со слабыми и увечными. И не замечать, что рядом по-прежнему идет жесткая борьба за существование, за место под солнцем.

– Тебе бы в прежние времена на телевидении работать. У тебя бы получилось, – сухо сказал Михаил, удивленный такой горячностью спокойного обычно Гарика. Парень, который, казалось, воспринимал жизнь легко и не был обделен чувством юмора, оседлав своего любимого конька, становился совершенно другим человеком. Видно, Катастрофа и ему подействовала на мозги, и он по-своему искал объяснение случившемуся. Ну как же, ведь одним из основных вопросов современности, после «Что делать?», всегда было: «Кто виноват?» Но надо было отдать должное Гарику – в наблюдательности ему отказать было нельзя. По крайней мере, будучи и сам сыном небедных родителей жизнь он видел не сквозь розовые очки.

Гуля смотрела на мужа своими непроницаемыми раскосыми глазами. Неизвестно, что поняла она из этого разговора, но, похоже, эти рассуждения ей не нравились. Ее бы первую в Рейхе и отбраковали, подумал Михаил, вспомнив, как истинные арийцы относились к людям иной расы. Гарик, конечно, был человеком душевным, но когда пускался в теоретические рассуждения, хотелось иной раз заткнуть уши. А он, кажется, даже не понимал, что несет.

– И что же, все сидят в своих общинах и к чужим не суются? – спросил Михаил, чтобы отвлечь Гарика.

– Ну почему не суются. Торгуют друг с другом помаленьку. Главное – документы при себе иметь. Когда на другую станцию приходишь, первым делом их проверяют, а у меня такие документы, что везде пускают. Потому что я – сталкер. Добытчик, – похвастался гость.

Не сразу, но поделился Петр и своими соображениями о том, что кто-то выжил в подвалах МГУ.

– У нас ходит легенда об Изумрудном городе, – сказал он. – О том, что ученые наладили там почти такую же жизнь, какая была до Катастрофы, но к себе не пускают никого.

– Разумно, – согласился Михаил. – Я бы тоже не пускал, если бы у нас тут была райская жизнь. Да только сомневаюсь я, что там кто-то уцелел. Пару раз я, правда, видел людей возле реки, но мне кажется, это были разведчики из метро, как ты. Да только вот что странно. Ведь говорят, что в подвалах МГУ морозильные установки работали, потому здание и могло стоять. Там ведь воды грунтовые. А как же оно теперь стоит?

– Значит, ты тоже видел, что стоит? – тихо спросил Петр.

– Да ведь с берега реки, где мы были, его хорошо видно, – удивился Михаил.

– А у нас считают, что это морок один. Что оно уже рухнуло давно, – произнес Петр. – Просто мы хотим его видеть – вот и видим.

– Не может быть, – уверенно сказал Михаил. – Ладно б одному померещилось, но если нескольким в разное время… Просто, может быть, это все байки.

– Насчет Изумрудного города?

– Насчет морозильных установок. Может, не было их никогда.

– А насчет туннеля Метро-2, который ведет в Раменки – тоже байки? Говорят, правда, что по Раменкам так жахнули – ничего не уцелело, весь подземный город разнесли к чертям. Но это ведь только слухи. Может, сохранилось там убежище, и те, для кого его отрыли, живут себе припеваючи.

– Не знаю, – честно сказал Михаил. – Может, и есть туннель, да что нам с того?

– А тебе никогда не хотелось сходить на разведку? Может, там лучше, чем здесь.

– Смеешься? – спросил Михаил. – Мы из метро с женой пришли сюда, а ты меня обратно в метро хочешь зазвать?

– А вы откуда пришли? С Киевской? Там сейчас богато живут, на Киевской. Кольцевая и прилегающие станции сейчас – территория Ганзы. Торговое государство, граждане его едят досыта и за жизнь свою более-менее спокойны. Конечно, все относительно, брат. Метро – это особое место. В туннелях всякое случается, и никто не может сказать, что ждет его завтра. Там же, на Киевской, по слухам, люди пропадают.

– Как – пропадают? – удивился Михаил. – Куда?

Он тут же вспомнил, что Ланка в свое время рассказывала то же самое. А он тогда думал, что это просто бабские сплетни, слухи.

– Если б знать, брат. Пропадают – и все. Утром глядь – одного, другого недосчитались. И никто их больше нигде не встречает, вот ведь в чем штука. Там, понимаешь ли, туннели к Парку Победы завалили. Нехорошая какая-то вышла история – там ведь люди живые остались. Не иначе, прокляли они тех, кто завалил, перед смертью. И все же я считаю, поторопились вы сбежать. Конечно, пока державы друг с другом воевали, людям несладко было.

– Державы? – удивился Михаил.

– Ну, Полис, Ганза, Рейх, Красная Линия. Остальные альянсы я и не считаю – некоторые одну-две станции занимают. У нас там прям феодальная раздробленность наступила. И везде корочки показывай, а кое-где и пригоршню патронов вдобавок сунуть приходится, чтоб пропустили, – пригорюнился было сталкер, но вскоре вновь оживился. – И все же теперь в некоторых местах живут совсем неплохо. Если ты хороший лекарь, ты мог бы пригодиться в Полисе, брат. Это на Библиотеке Ленина и трех соседних станциях. Там сидят ученые и вовсе не голодают. И даже свет не экономят. Последний оплот науки, так сказать, вот и не жалеют для него ничего.