Дмитрий Силлов - Кремль 2222: Юг. Северо-Запад. Север [сборник litres с оптимизированной обложкой]

И удивился. Ничего подобного я говорить не собирался. Секунду назад я вообще не представлял, куда пойду. Да и я ли только что сказал эти слова? А может, это сама судьба произнесла их моими устами? И если оно действительно так, то с судьбой не спорят.

– На север, – уверенно повторил я.

Почему нам так нравятся стервы?

Потому, что стервы красивые. А еще потому, что их непросто завоевать… и еще труднее удержать. Любить стерву – это вечный бой. Но если ты выиграешь и она полюбит тебя, то ты будешь счастливым человеком… некоторое время.

До следующей битвы…

Но сейчас я был действительно, по-настоящему счастлив. Ведь рядом со мной шла моя любимая стерва, ради меня прошедшая через пространство и время. Вот почему мужики, чья исчерченная шрамами шкура напоминает тактическую карту боевых действий, любят именно таких, с фигурами амазонок и глазами цвета чистого неба. Эти девушки – настоящие воины, способные свернуть горы ради своей цели. И как же приятно осознавать, что эта цель – ты… пусть даже на очень короткое время…

Мы шли среди мертвых руин разрушенного города, говоря о чем-то и смеясь без особой причины, как сотни и тысячи влюбленных в нашем мире, теперь уже потерянном для нас навсегда. Но сейчас это было неважно. Оказывается, иногда необходимо пробить границу времени и миров лишь для того, чтобы осознать, насколько дорог тебе любимый человек.

Сейчас здесь, в мире смерти, я впервые узнал, что такое счастье. Моя единственная на свете стервочка с лазурными глазами носила под сердцем моего ребенка. Она любила меня, а я любил ее. И что еще может быть нужно от жизни такому, как я, побитому жизнью волчаре, умеющему лишь одно – убивать искусно, хладнокровно и безжалостно? Разве только дом… Да даже не дом, черт с ним, сойдет и тот самый пресловутый шалаш, в котором я непременно построю для нас настоящий рай из старинной поговорки…

– У меня есть для тебя подарок, – сказал я, расстегивая клапан камуфляжа на груди.

Она улыбнулась. Черт возьми, как я мог уйти так далеко от этой улыбки?

А дальше я даже не понял, что произошло. Просто коротко звякнуло «Дочкино ожерелье», висящее у нее на шее. Звякнуло – и медленно, очень медленно распалось на отдельные бесцветные бусины, которые, соскользнув с нити, вдруг покатились по высокой груди моей жены… Я невольно протянул руку вперед, пытаясь их поймать, – и вдруг осознал, что в том месте, где разорвалась нить, прямо в межключичной ямке торчит короткое деревянное оперение арбалетного болта…

В ее глазах были растерянность и обида. Она не верила, что это – все… И я не верил… а тем временем мозг, привыкший мгновенно переключаться в режим боя, уже выдавал информацию: «Ранение смертельное… пробиты трахея и пищевод, перебит позвоночник… ничем помочь нельзя… противник в развалинах слева… дампы…»

Это и вправду были они, жуткие порождения зараженной земли. Двести лет назад отгремела в этом мире Третья мировая война, а изуродованные радиацией злобные мутанты все еще жили в развалинах и подземельях разрушенной Москвы.

Но этим тварям жить оставалось недолго…

Мне казалось, что я разрываюсь на части. Одна моя половина рвалась к медленно оседающему на землю телу – поддержать, осторожно уложить на раскрошенный асфальт, сказать что-то, глядя в глаза, которые медленно затягивает пелена смерти. Но в это же время вторая половина меня, рациональная и холодная, как ствол автомата, уже успела передернуть затвор АК и уйти в перекат, спасаясь от возможной второй стрелы.

А потом я увидел их…

Пятеро дампов бежали ко мне, разворачиваясь в полукольцо. Вооружение стандартное – два копья-длинномера, топор, шестопер и полуторный меч-«бастард» в руках у главного. Живые мумии, отравленные радиацией полутрупы, обмотанные грязными тряпками… Забравшие жизнь у той, кто была мне дороже жизни…

Я почувствовал, как горячая багровая волна поднимается от солнечного сплетения, затапливая мое сердце, горло, сознание… Я знал, что это такое. Страшное состояние, однажды настигающее любого воина… Многие рукопашники, испытав это, бросают спорт. Потому что, владея определенными навыками, можно в приступе боевого безумия запросто убить человека, а потом просто не вспомнить, как и что делал. Было до… и сразу наступило после… И вот у твоих ног лежит труп… Или несколько… А ты не помнишь ни черта и стоишь, тупо глядя на изломанные тобой куклы, только что бывшие живыми людьми.

Сейчас здесь не было людей. Да и я уже не был человеком… Но прежде, чем багровая волна накрыла меня с головой, я успел заметить на куче бетонных обломков фигуру с арбалетом наперевес.

Я дал длинную очередь, уже не надеясь, что попаду. Потом бросил бесполезный автомат и выдернул из ножен два боевых ножа. В приступе боевого безумия можно только бить, рубить и рвать врагов зубами. Все остальное – от человека. А человеком я уже не был…

Кровь колотилась в виски изнутри черепа. Тук-тук-тук… Так бывает, когда отлежишь уши, накрывшись с головой большой подушкой.

Тук-тук-тук…

Обязательно надо проснуться, потому что это мерное постукивание начинает раздражать. Просто открыть глаза, сбросить проклятую подушку, перевернуться на другой бок – и постараться забыть кошмарный сон, в котором я обрел и тут же потерял свое единственное счастье…

Тук-тук-тук…

Но почему отступающая завеса сна такая красная? Обратной стороне век, которую видит просыпающийся, положено быть черной. Или ярко-желтой, если солнце бьет прямо в лицо.

Тук… тук…

И тут я увидел… тень от своей руки… медленно поднимающейся и опускающейся вниз…

Тук…

Я почувствовал, как ребро моей ладони опустилось во что-то теплое и мягкое.

И вдруг увидел все…

Развалины старого дома, поросшие темно-вишневой травой и увитые плющом того же цвета. Изуродованные куски плоти, разбросанные по этой траве. И свою руку с зажатым в ней ножом… Все вокруг было вишнево-красным, с редкими вкраплениями белых осколков костей и сероватых брызг мозгового вещества. А размеренное «тук-тук» было не пульсом в моих висках, а отзвуками ударов. Просто я, стоя на коленях, методично разносил голову мертвого дампа острым навершием рукояти боевого ножа.

Значит, я убил их. Арбалетчик тоже был мертв. Не знаю, как я его убил – очередью из АК или ножом. Но пострадал он явно меньше, чем его товарищи. Почти целый, он валялся метрах в десяти от меня. Его заряженный тяжелый арбалет со стременем на конце лежал рядом. Надо же, как быстро он научился его перезаряжать…

Это были лишние мысли. Так называемый внутренний диалог с самим собой, который не в силах остановить даже самое великое горе… Я медленно встал с колен, рефлекторно тряхнул рукой, словно это могло помочь очистить ее от кровищи и костяной крошки, и поплелся к трупу моей жены.