Михаил Ахманов - Среда обитания

Мадейра поднялся ко мне, снял голограмму второй стены, и несколько секунд мы с ним в молчании озирали местность. Затем он спросил:

– Что будем делать, Крит?

– Перелетим через вторую стену, поищем интересные объекты. Если только не найдем их здесь. – Я повернулся, посмотрел на Эри и Дакара. – Может быть, с другой стороны окажется что-то полюбопытнее, чем тетрашлаковый пустырь… Минут через десять узнаем и тогда обогнем на скафе купол. В любом случае обогнем, чтобы подобрать разведчиков.

Мадейра, прищурившись, глядел на золотистое светило.

– Если я правильно понял Дакара, солнце будет двигаться вниз и вниз, пока не наступит темнота и не появятся месяц и звезды. Должно быть, изумительное зрелище!

– Первая четверть, время сна?

– Ночь, Крит, ночь! Тут это называется ночью.

Высоко в небе, у самых облаков, возникли какие-то темные точки и превратились в черточки с плавно изгибавшимися краями. Дистанция была слишком большой, солнце слепило глаза, и мне не удалось их разглядеть, но я припомнил рассказы Дакара о населяющих Поверхность тварях. Всякие были среди них, бегающие, ползающие и летающие, безобидные и хищные, зубастые и клыкастые, но вряд ли пострашнее крыс. Для человека в броне, с разрядником и огнеметом, это не опасность… Не более, чем дикари, сложившие эту пирамиду. Впрочем, если они кровожадны, как манки…

Громкий вопль Мадейры заставил меня оторваться от созерцания летающих существ. Кричал он так, будто его подвесили над крысами и те подбираются к его голеням и пяткам, а может, и к тому, что выше колена, ниже пупа. Словом, тот еще был вопль! Глотка у Мадейры здоровая, не то что у Дамаска.

Я повернулся и окаменел. Из-за края купола, с той стороны, где бродили Хинган с Дамаском, появилось что-то движущееся, огромное, высокое, выше стены, на которой мы стояли, выше десятка джайнтов и сотни жилых ярусов. В первый момент мне почудилось, что это механизм; мысль о гигантской машине для человека более приемлема, чем о живой шагающей горе. Но эта тварь передвигалась слишком плавно и была покрыта мехом; бурый мех вверху сходился остроконечным колпаком, ниже трепыхались бурые складки, казалось, что к нам приближался живой чудовищный утес. Его вершина заслонила солнце, длинная тень упала на меня, и я увидел, что под шкурой что-то шевелится, лапы, клешни или щупальца. Тоже огромные, под стать этой невероятной твари.

Мы все ее увидели. Эри и Дакар остановились, потом инвертор замахал руками, будто желая о чем-то предупредить, и помчался обратно к скафу. Эри бежала за ним, а Хинган с Дамаском вылезли из камней и тоже понеслись к машине. Я бы последовал их примеру, но у Мадейры отказали ноги; осев на землю и вцепившись в свою камеру, он с ужасом глядел на меховое чудище и лепетал:

– Крит… что это такое, Крит?.. откуда?.. почему?.. Это… это…

– Я знаю не больше тебя. Прячься! Вот в той щели, под камнем!

Схватив блюбразера под мышки, я поволок его в укрытие. Шагающая гора остановилась и начала склоняться над стеной, в том самом месте, где были сейчас Хинган с Дамаском. Тварь их заметила! Кажется, только их одних – Эри и Дакар бежали вдоль стенки радужного пузыря, почти невидимые в его сиянии, а мы с Мадейрой забились в щель. Не слишком надежное убежище, но все-таки лучше, чем ничего… Мадейру колотило от страха, а я, высунувшись из-за камня, пытался угадать, что нужно этой твари. «Не угадаешь, пропадешь», – билась мысль.

Дамаск и Хинган были как на ладони. Хинган мчался первым – двадцать секунд, и он доберется до скафа и мощных излучателей. Дамаск, хоть был намного моложе, отставал. Впрочем, молодость не преимущество – силы и резвости Хинган не потерял, а годы дарят драгоценный опыт. Он подчинялся сейчас инстинкту Охотника: если имеешь оружие помощнее, в опасности хватайся за него.

Меховая гора раздвинулась, появилось щупальце – невероятной длины, с пятью отростками, – протянулось над стеной, нависло над Дамаском. Как все мы, он был в броне, но защитит ли она от страшного удара? Я видел, как Дамаск остановился и вскинул разрядник; блеснули молнии, едва заметные в ярком свете дня, ударили в отростки, и щупальце отдернулось. Хинган уже находился рядом с машиной, у самого люка, и что-то кричал Дамаску – видно, торопил его.

Произошедшего в следующие секунды я не забуду до сладких снов в Стволе Эвтаназии. Хинган нырнул в машину, но люк не закрывал, поджидая напарника. Дамаск был уже близко, когда чудовищное щупальце опять потянулось к нему – с остроконечным камнем, стиснутым в отростках. Тварь держала его так, как держат нож – острым концом книзу, замахиваясь почти человеческим движением. Дамаск, вероятно, увидел тень, метнулся в сторону, но эта глыба оказалась слишком велика – он не сумел увернуться. Даже не вскрикнул, когда его размазало по тетрашлаку.

Скаф стремительно ввинтился в воздух. Я вылез из щели и потащил за собой Мадейру. Не имело смысла прятаться – потерянное потеряно, Дамаска не вернешь, а новых потерь, надо надеяться, не будет. Четыре излучателя на скафе – это не ручной разрядник!

Хинган не стал рисковать и свел их воедино. Четыре фиолетовые струи с шипением пронзили воздух, ударили в точку в середине мехового колпака, и тварь пошатнулась. Она падала беззвучно; шкура, покрывавшая ее, разошлась, и я, потрясенный, заметил что-то похожее на человеческое тело – огромные холмы грудей, плечи, руки, голову и шею. В этот миг время будто остановилось: скаф повис над краем стены, Дакар и Эри замерли в прыжке, застыли цветные переливы купола, а великан все падал и падал и никак не мог упасть.

Земля ощутимо вздрогнула, и тело чудовища исчезло. Скаф пришел в движение, опустился у подножия пирамиды; затем сдвинулся люк, и появилась фигура Хингана. Ярость и боль искажали его лицо.

– Крит! Ты видел, Крит? И ты, Мадейра? – Он полез к нам на вершину пирамиды, рыча и отплевываясь. – Пасть крысиная! Как он Дамаска… как червяка мясного раздавил! В слизь размазал, тварь поганая! Такой скалой пришиб, что тела не достать! Такого Охотника! Да я… я за него…

Я протянул Хингану руку, подтащил к себе и сильно встряхнул. Мне тоже было жаль Дамаска, и утешало лишь одно – смерть ему выпала легкая, быстрая, не в лапах манки и не в крысиных клыках. Почти эвтаназия, хотя и без сонной музыки.

Мы торчали на этой нелепой пирамиде, среди камней, обломков ржавого железа и странных шестов с листьями, пока не приблизился Дакар, шагов на двадцать обогнавший Эри. Мы словно боялись спуститься и двинуться куда-нибудь – к скафу, либо к тяжелой остроконечной глыбе, похоронившей Дамаска, либо к краю пропасти, чтобы взглянуть на мертвого гиганта. Чего мы ждали? Или кого? Наверное, Дакара: придет и все объяснит.