Александр Лидин - Ключ от всех миров [оптимизирована обложка]

Круглов поежился, потом, словно взяв себя в руки, как на эшафот, шагнул в центр пентаграммы и исчез.

Неожиданно молодой боец упал на колени. Создалось впечатление, что до этого он держался лишь благодаря влиянию капитана, а теперь веревочки, которые поддерживали его, разом обрубили.

– Пожалуйста, не надо, отпустите меня, Богом прошу…

– И вот с таким материалом нам предстоит работать, – проворчал Викториан и сплюнул.

– А кто вообще придумал всю эту канитель? – поинтересовался я. – Неужели нельзя было изобрести чего попроще?

– Не наше это дело, – вздохнул Викториан. – Кто придумал, тому видней. – А потом повернулся к солдату: – Ты не гомони, ступай давай…

Тот аж подскочил, попятился, шагнул в пентаграмму и исчез.

А потом настала моя очередь.

Вот так началось настоящее безумие. Впрочем, обо всем по порядку…

Обратное путешествие заняло те же полчаса. Представляю, что пережили спасенные нами. Мне-то самому от долгого пребывания в пустоте было не по себе, а тем, кто и понятия не имеет, что происходит, и вовсе должно быть жутко.

В этот раз мы материализовались на моей кухне. Картина, представшая передо мной, когда я шагнул из колдовского круга, не внушала оптимизма. Солдатик забился в угол, трясясь всем телом. Судя по темным пятнам на штанах, путешествие для него не прошло бесследно. Валентины видно нигде не было, она уже «кокетничала» с маркграфом в большой комнате. Капитан же, вцепившись в подоконник, вжался лицом в оконное стекло.

Стоило мне появиться, как он буквально набросился на меня.

– Это Питер?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Потом капитан, резко дернувшись, сжал кулаки.

– Там ведь мои…

– Знаю, – равнодушно ответил я.

Метнувшись, капитан схватил меня за плечо:

– Они же считают меня погибшим.

– А ты и есть погибший, – выходя из пентаграммы, объявил Викториан. – Для всего мира ты – хладный труп.

– То есть? – повернулся к нему капитан.

– То есть для всех ты, мил человек, мертвец. Ты погиб там, в часовне на перевале. И для своих родных погиб, и для страны погиб, и для всего мира погиб. Ты – мертвец! У тебя могила есть, капитан, тебя три года назад похоронили.

– То есть? – вновь недоуменно повторил капитан.

– То и есть! – фыркнул Викториан. – Ты с нами, служивый, еще всякого насмотришься.

И тут в дверях появился Тогот.

Капитан замер, а солдат на полу вновь забился в истерике.

– Ты бы лучше за маркграфом глядел, чем народ своим видом пугать, – разозлился я.

– На него аморфа с Валентиной хватит, к тому же он мне в шашки проиграл, так что теперь сидит, дуется на весь мир.

– Никогда не думал, что приютил в своей квартире Карпова и Корчного в одном флаконе.

– А ты, уж раз обосрался, то помолчал бы лучше.

– Пойду, помолчу, а ты займись гостями. – Я прошел мимо Тогота, но на пороге еще раз обвел взглядом чудную картину происходящего на шестиметровой кухне. Капитан, скребущий челюстью по полу, – видимо, раньше он никогда не видел говорящих, зеленых, зубастых морковок, – солдатик, вжавшийся в помойное ведро под раковиной, и Викториан, который, положив на стол автомат, хладнокровно наливал себе чайку. Вот такая пастораль. – И смотри, чтобы они чего не вытворили, – ментально добавил я.

Мне было не до них. Если честно, я устал. Выудив из буфета первую попавшуюся бутылку, я налил себе до краев большую пузатую рюмку. Напиток оказался дешевым виски. Откуда только Тогот берет эту гадость?

После первой рюмки я вновь налил себе и, прихватив бутылку, вернулся на кухню.

– Хлебни, легче будет, – предложил я, протянув бутылку капитану.

Тот обреченно вздохнул. Викториан выплеснул в раковину остатки чая и со словами «и чай у вас тоже мерзкий» поставил на середину стола три кружки, забрал у меня бутылку и лихо расплескал янтарную жидкость. Одну кружку он подтолкнул капитану, а потом, взяв другую, повернулся к солдатику.

– Иди сюда, Пашенька. Хлебни, тебе легче будет.

Трясущейся рукой солдатик взял кружку, поднес к губам, и я услышал, как его зубы стучат о ее край.

– Ты пей, пей, сейчас отпустит… Эк ты обделался… – Солдат заглотил огненный напиток и безвольно откинулся к стене. Викториан вновь повернулся к капитану. – Ну, в общем, за ваше спасение. – Капитан и Викториан чокнулись, и оба разом опрокинули в себя содержимое кружек.

Тут Тогот протиснулся мимо меня и солдатика к столу и, подхватив бутыль, влил в свою ненасытную глотку огромную порцию виски, почти ничего не оставив.

– Все таскаешь чужое? – проворчал он, косясь на меня.

– Ты мне в моем доме еще будешь указывать, что брать, а что нет.

– Буду! – нагло объявил Тогот.

– Тогда еще бутылочку нам организуй, военным в себя прийти надо. – И Тогот отправился на поиски спиртного, а я обратился к Викториану и капитану.

Все то время, пока я беседовал с Тоготом, они сидели безмолвно, пожирая друг друга взглядами. Как только Тогот выскользнул из кухни, капитан весь подобрался, словно собирался броситься на Викториана, и спросил:

– Это кто был? Мне не померещилось?

– Это демон… Приятель Артура. А что?

– Он и в самом деле существует? Мне все это не мерещится?

Викториан разлил по кружкам остатки виски.

– Нет. Ты для всего мира мертв. Твои останки похоронили на Смоленском кладбище… А это был обычный демон, один из нашей развеселой компании.

– Но ведь… демонов не существует, – заплетающимся голосом пробормотал Паша-солдатик.

– Официально у нас много чего не существует, например, секса, – продолжал Викториан все тем же менторским голосом. – И ментов-взяточников нет, и чиновники на одну зарплату живут… Вы привыкайте, скоро еще не то увидите.

– И все же… – начал было капитан, но в этот раз его перебил Тогот.

В этот раз он зарулил на кухню с двумя бутылками виски, и была это не дешевая польская бормотуха, которую обожал мой покемон, а хороший австралийский «Белый дом».

– Все серьезные разговоры на завтра, а сегодня вам нужно выпить и прийти в себя, – он передал бутылки Викториа ну как главному виночерпию. – И поймите, капитан, сегодня у вас, можно сказать, второй день рожденья. Сегодня вы, избежав смерти и потеряв два года жизни, вернулись в Питер. Только вы теперь другой человек, а капитан Круглов погиб там, далеко-далеко в горной стране.

– Но ведь я… – вновь попытался заговорить капитан.

– Молчите, капитан, молчите, а то вот он, – Тогот ткнул пальцем в Викториана, – вот он передумает, и вы снова вернетесь к той часовенке, к вашим бородатым друзьям… – Он сделал многозначительную паузу, а потом продолжал: – Но не будем о грустном. Пейте – и мыться. А то ваш вид не слишком-то симпатичен, а запах рождает мысль о городской свалке. И никаких возражений…