Анатолий Матвиенко - Последнее испытание [CИ]

Но 48 минометов против 15-тысячной конной массы очень мало, все равно, что кидать камушки в набегающую волну. Когда рейтары в большем или меньшем порядке откатились назад, 50-миллиметровые пушки открыли огонь прямой наводкой по первым татарским рядам, приблизившимся уже на 400-500 метров. Низко над головой, едва не задевая разгоряченные головы, ухали фугасы корабельных главных калибров.

Фон Бокен изумлялся, куда подевались тупые и ленивые неумехи, всего несколько раз стрельнувшие из четырех учебных пушек. В горячке боя, подстегнутые чувством опасности и исторической ненависти к проклятой татарве, московиты четко загоняли заряды в казенники, стреляли и подавали в ствол следующий снаряд, когда гильза от предыдущего, казалось, еще только летела на песок.

Перед русскими позициями творилось светопреставление. Легкие 50-миллиметровые снаряды рвались под ногами лошадей, расшвыривая их в стороны, перебивая ноги и иссекая седоков. Некоторые попадали прямо в грудь коней, их разрывало на куски, сбивая соседних взрывной волной и летящими кусками мяса. Все это вперемешку с пылью, дымом, свистящими пулями и осколками, воплями ужаса и боли, вонью взрывчатки и разорванных внутренностей. В гущу смертельной круговерти весомо грохались фугасы «Раджива», разбрасывая в стороны фрагменты конских и человеческих тел.

У брошенной в атаку кавалерийской лавы нет разума и управления, только единый порыв – вперед. Уцелевшие в первых рядах поняли, что разинули пасть на хищника, что им не по зубам, но повернуть или отвернуть невозможно, затопчут задние. Поэтому, неся чудовищные потери, спотыкаясь уже не об отдельные трупы, а штабели из тел, татарская лавина все ближе накатывалась на русскую дугу.

Краска на орудийных стволах вздулась и осыпалась, любое прикосновение к пушке вызывало ожоги. Наводчики подняли стволы выше, потому что снаряды норовили упасть перед позицией, молили Бога о помощи, а свое оружие — выдержать еще несколько минут этого безумия. Минометчики переставили треноги, теперь мины рвались всего в трехстах метрах от линии обороны. Пулеметчики, которым строго сказано не открывать огонь, пока противник не ближе ста метров, уже по разу сменили стволы. Несколько конских трупов и татарских тел валялись на расстоянии пистолетного выстрела, то поработали рейтары.

Как и опасался фон Бокен, хуже всего пришлось флангу. Фронт атаки конницы оказался гораздо шире, чем протяженность оборонительной линии. Более тысячи татар прорвалось к воде с западного фланга. Вдоль линии прибоя, а то и по колено в воде они понеслись на русских и, несмотря на жуткие потери, смяли их, задавив массой. Навстречу кинулись рейтары, и по зоне прорыва ударили трассы из корабельных крупнокалиберных пулеметов и трехдюймовых орудий. Когда в рукопашную схватку попадает артиллерийский фугас, он не разбирает ни своих, ни чужих. Весь левый фланг превратился в кашу из татарских, русских и конских останков, усеянных осколками. Но прорыв удалось остановить.

Когда до передовых линий выживших татар оставалось, в основном, не более 50 метров, а трупы некоторых лошадей, разогнавшихся в галопе, падали к самым колесами пушек, сквозь облака пыли за татарской массой показался чистый песок. Крымчаки кончились.

Часть пушек замолчала, другие принимали заряды из последнего ящика. Утихли минометы. Пулеметчики вставили последнюю коробку с лентой, а их вторые номера примкнули штыки к винтовкам. Рейтары, расстреляв запасы до последнего, потянули сабли. Русские люди готовились принять смерть на басурманском берегу, так и не возвращенном православным.

Татары все также мельтешили на своих резвых скакунах, но уже не перлись сломя голову на позиции московитов, а больше носились вдоль строя, преимущественно на запад, в сторону Феодосии. Непрекращающиеся разрывы четырехдюймовых корабельных снарядов убеждали их в правильности выбора.

Все еще не веря до конца, что самая сложная часть боя пройдена, фон Бокен приказал приготовиться драгунской засаде. Когда стало очевидно, что оставшиеся тысячи войск нуреддина решительно повернули к Феодосии, со стороны Азова из-за озера Ачи им наперерез вынеслись два свежих драгунских полка. Спешились, отдали скакунов коноводам, которые увели их на безопасное расстояние и, встав для ведения огня с колена, обрушили свинцовый дождь на отступающих.

Крымский татарин – отличный воин, стойкий, смелый, жестокий и неприхотливый. Вот только если кураж сломан и войско бежит, он не опаснее думного боярина. Вместо того, чтобы собраться в кулак и прорвать русскую цепь, крымчаки стегали лошадей и неслись к спасительной крепости, иногда постреливая в сторону драгун из мушкетов. Русские, не слишком опытные стрелки, большую часть пуль отправили за молоком. Но, сделав три десятка выстрелов по плотной массе мишеней, хотя бы пару раз добьется успеха и самый неудачливый драгун.

Категорически запретив преследовать остатки татарской конницы, генерал приказал драгунам развернуться в цепь, прочесать поля боя, подбирая пленных. С судов Провинций к берегу уже спешили шлюпки за товаром.

— Михаэль, поздравляю! Отличный план и столь же хорошая реализация. Жаль, на фланге много положили.

— Данке, герр президент.

– Пока в крепости офигевают от разгрома конницы, надо брать их теплыми. Час времени на сбор, получите с кораблей винтовочные патроны и на Феодосию. Минометы и пушки оставить под охраной. С собой только пулеметы!

Как сложно после схватки, когда отхлынул адреналин, обессилившее тело привалилось к ближайшему лафету, воняющему перегретым металлом, снова вскакивать, понукая самого себя как вымотавшуюся лошадь, таскать патронные ящики, строиться, подстегивать коня и снова двигаться на убой.

Перевооружив роту рейтар нарезными винтовками, потерявшими хозяев, превратив дворян в драгун, Григорий Косагов присоединился к двум полкам с французскими командирами.

— Герр полковник, принимай командование. Твой штурм фортеции.

– Благодарствую, — дворянин не ожидал такой чести, понимая вспомогательное значение своего полка при защите батареи.

Видя его колебания, пожилой германец улыбнулся.

-- Князь Ромодановский, доннерветтер, втопчет тебя в шайзе. Ты есть нуждающийся в воинской славе захватчика Феодосии. Форвартс! Тогда трусливый швайн не сможет тебя унизить.

– Благодарствую! – еще раз сказал Григорий с посветлевшим лицом. Он прекрасно понимал, что никакая слава, даже Цезаря и Чингисхана, не спасет его от козней злопамятного и недалекого боярина, но всегда приятно, что есть люди, готовые тебя поддержать.

Погода словно сжались над крохотной армией. На небе появились легкие белые облака, они не принесли прохлады, но и не позволили солнцу превратить Крым в пекло. Впрочем, с превращением полуострова в ад прекрасно справлялись и люди.