Игорь Николаев - Железный ветер [Весь цикл в одном томе]

Решив первоочередные вопросы – организацию дозоров и распределение секторов обороны, – Таланов собрал блиц-совещание в бывшем аптечном складе, квадратной комнате с шеренгой пустых стоек-витрин, сдвинутых к стенам. Несколько ящиков, поставленных один на другой, образовали импровизированный стол, за которым на тех же ящиках расположились командиры гвардейцев и обитатели приюта. В соседней комнате потрескивала рация, и связист монотонно повторял на трех языках позывные. В зале через коридор лязгал инструментами и вполголоса ругался батальонный хирург.

– А почему сидим здесь? И отчего не притащить нормальную мебель? – поинтересовался вдруг Басалаев.

На него посмотрели с удивлением и даже с толикой опаски – не тронулся ли майор умом от всего происшедшего.

– Здесь самое безопасное место, – вежливо просветил Терентьев. Он сидел как ни в чем не бывало, впрочем, и пленять его уже никто не собирался. – Почти сердцевина здания, капитальная постройка.

– Хотя бы стулья принесли, – по-прежнему неодобрительно сказал Басалаев.

– Да вот как-то само собой сложилось. Нам тут сидеть особенно не приходилось…

Старика с тонзурой звали отцом Сильвестром, его официальной должности Таланов так и не понял, но уяснил, что священник был кем-то вроде управляющего приютом и больницей, решая организационные вопросы, не касающиеся медицины. Толстяк, похожий на грустного сенбернара, именовался Губертом Цахесом и тоже относился к работникам приюта, что-то по хозяйственной части. Здоровенный мужик с дробовиком называл себя Францем, он был сторожем. Помимо них и Терентьева в приюте имени Рюгена укрылись еще три женщины, по-видимому воспитательницы, а может, монахини, Виктор не разбирался в нюансах культа и не видел нужды забивать голову бесполезным знанием.

И еще пятнадцать детей – последние воспитанники и пациенты приюта.

История минувших недель в изложении Терентьева была короткой и, к сожалению, достаточно обыденной для новых, волчьих времен.

Десятилетия спокойной, размеренной жизни сыграли с Барнумбургом злую шутку. Отлаженный механизм самоуправления и бесперебойной работы городских служб ощутимо засбоил при первых же признаках надвигающегося катаклизма. До тех пор, пока сражения шли где-то далеко, все еще более-менее действовало, но когда война стала ощутимой реальностью, выйдя за пределы газет и новостника, очень многие вспомнили, что самоуправляющийся город по сути совершенно беззащитен, а у соседей хватает своих проблем. Повальное бегство жителей в считаные дни захлестнуло Барнумбург, стремительно захватив не только рядовых граждан, но и полицейских, а вместе с ними и все остальные городские службы. В других европейских городах военная администрация хотя бы старалась взять ситуацию под контроль и обуздать панику, но у вольного города не было вооруженных сил.

Хуже всего и страшнее всего было то, что рухнувшие устои общества открыли дорогу самым низким, самым отвратительным сторонам человеческой натуры, доселе сдерживаемым общественным порядком, привычками и твердой рукой закона. Добропорядочные барнумбуржцы на глазах превращались в клошаров, словно сошедших со страниц старинных книг о преступности времен Видока. Таких было немного, ничтожная часть общей численности городского населения, но теперь Барнумбург принадлежал им.

Пока город погружался в бездну безвластия и анархии, отец Сильвестр с немногочисленными коллегами пытался организовать эвакуацию детей, им помогали Цахес и Терентьев. Губерт жалел детей, к которым успел привыкнуть. Кроме того, старому и одинокому подводнику было просто некуда больше пойти. Терентьев о своих мотивах не распространялся.

Днем немногочисленные оставшиеся работники приюта искали транспорт и тех, кто был готов вывезти питомцев Рюгена в безопасное место, во Францию или на юг Германии. Таковых было немного, и еще меньше оказывалось тех, кому можно было безбоязненно доверить беспомощных пассажиров. Ночами рюгенцы запирались и отбивали набеги мародеров и просто безумцев. Попытки разграбить приют предпринимались с удручающим однообразием и регулярностью, больше всего бандитов интересовал спирт (ведь в любой больнице его просто цистерны, это каждый знает), но и извращенцев хватало.

Три дня назад Терентьеву удалось организовать прилет гироплана пожарной службы, который должен был вывезти оставшихся. Аппарат сел прямо на площади, у самого входа, и казалось, длинная и мучительная эпопея наконец-то завершилась…

… – Они никого не взяли… – пояснял отец Сильвестр, подслеповато щурясь. Его руки ощутимо дрожали, он часто и суетливо складывал их перед собой, переставлял с место на место разные мелкие предметы. Складывалось впечатление, что появление кого-то сильного, способного взять на себя хотя бы часть проблем, окончательно лишило старика силы воли, на которой он единственно и держался последние недели. – Ну, то есть они принимали на борт… Но не так, как мы думали… Не просто так…

– Золото и драгоценности, – лаконично сообщил Терентьев, в отличие от священника он был собран и жесток. – Никаких денег, только ценности. У нас с экипажем вышла небольшая размолвка на эту тему.

Терентьев снова усмехнулся уже знакомой недоброй усмешкой.

– Остановить не сумели? – уточнил Басалаев.

– У нас было только два ружья, а там четыре рыла с карабинами, – пояснил Иван. – Я… Мы положили двоих, а потом еще пришлось порешать с теми, кто обозлился на нас за то, что геликоптер сбежал пустой.

– Идиоты, – подытожил Басалаев. – Надо было с самого начала хватать всех и бежать.

– Знали бы, где упадем, соломки бы подстелили, товарищ майор, – буркнул в ответ Терентьев. – Глядя из сегодня – да, надо было. Но кто же знал, что в Барнуме все посыплется в считаные дни? А потом было уже поздно. Вы не видели, что здесь творилось… Мы не могли так рисковать.

Он умолк, испытующе глядя на Басалаева, как будто чего-то ждал, но не решался спросить. Майор скривился, колеблясь, но все же произнес, будто нехотя:

– С ней все в порядке. Мы ее нашли и вывезли на восток.

Терентьев склонил голову в жесте молчаливой благодарности.

– А теперь позвольте и мне вступить в разговор, – желчно попросил Таланов. Головная боль словно вонзила множество острых зубов в затылок, к горлу снова подкатила дурнота. Капитан сглотнул и через силу продолжил. – Мы в осаде. Пока им не до нас, но это буквально считаные часы. Надо уходить, и не по верху, здесь есть какая-то канализация, сток?

– По земле никак, у вас нет никакой поддержки? – задал встречный вопрос Терентьев. – Мы уже об этом думали, здесь идиотская планировка, из здания нет выхода к коммуникациям. Надо отойти почти квартал и пройти по коллектору.