Орсон Кард - Звездные дороги [Истории из вселенной Эндера] [litres]

Не говоря ни слова, мать обошла ее и направилась к подъезду, но дверь открывать не стала. Повернувшись, она подняла руку, давая бабушке знак замолчать.

Бабушка, однако, замолкать не собиралась.

Мать продолжала стоять с поднятой рукой, и бабушка наконец завершила свою тираду словами:

– Ну надо же, теперь она желает со мной поговорить! А что собралась лететь в космос – об этом она говорить не желала! И только теперь, когда я сама явилась сюда с разбитым сердцем, она удосужилась со мной пообщаться! Ну давай, говори! Чего ты ждешь? Я слушаю! Что тебе мешает?

В конце концов Алессандра шагнула между ними и закричала прямо бабушке в лицо:

– С тобой невозможно говорить, пока ты не заткнешься!

Бабушка с размаху ударила Алессандру по щеке, заставив ее отшатнуться.

Мать протянула бабушке конверт.

– Здесь все деньги, что остались от наших подъемных. Все, что у меня есть, кроме одежды, которую мы берем в Кению. Я отдаю их тебе. И на этом между нами все кончено. Это последнее, что ты когда-либо от меня получишь. Не считая одного.

Она с размаху ударила бабушку по лицу.

Изабелла пошатнулась и уже собиралась вновь заорать, когда мать, беззаботная фея Дорабелла Тоскано, приблизила к ней лицо и закричала:

– Никто и никогда больше не посмеет ударить мою девочку!

Сунув конверт бабушке в блузку, она взяла ее за плечи, развернула кругом и дала крепкого пинка.

Алессандра обняла мать и расплакалась:

– Мама… я раньше не понимала… не знала…

Крепко прижимая ее к себе, мать взглянула через плечо на ошеломленно наблюдавших за ними соседей.

– Да, – ответила она, – я ужасная дочь. Но я очень, очень хорошая мать!

Кто-то из соседей захлопал в ладоши и рассмеялся, хотя другие отвернулись, недовольно прищелкнув языком. Но Алессандре было все равно.

– Дай-ка посмотрю, – сказала мать.

Алессандра отошла на шаг, и мать внимательно осмотрела ее лицо.

– Похоже, синяк, но ничего страшного. Пройдет. Думаю, к тому времени, когда ты встретишь того прекрасного, подающего надежды юношу, и следа не останется.

Хань-Цзы был надеждой семьи. Он носил монитор, вживленный в затылок, у самого основания черепа. Однажды, когда Хань-Цзы был совсем маленьким, отец поставил его между зеркалами в ванной, и он смог увидеть у себя на затылке крошечный красный огонек. Он спросил отца, почему у других детей нет такого же.

– Потому что ты очень важен для нас, – ответил отец. – Ты вернешь нашей семье то положение в обществе, которого нас много лет назад лишили коммунисты.

Цзы [20] Строго говоря, Цзы – не имя и не фамилия, а титул в императорском Китае. И поэтому не используется как самостоятельное имя собственное и пишется через дефис (например, европеизированное Конфуций – это китайское Кун-цзы). А вот Хань – не только самоназвание китайцев, но и вполне аристократическая фамилия. Получается, имени как такового у Хань-Цзы нет. Со стороны автора корректнее было бы называть мальчика Хань, а не Цзы. Кстати, именно так его называли в Боевой школе, пока к нему не прилипло прозвище Горячий Супчик. (Примеч. ред.) сомневался, что маленький огонек на затылке поможет его семье куда-то вернуться. Не знал он и того, кто такие коммунисты. Однако запомнил слова отца, а когда научился читать, попытался найти что-нибудь про коммунистов, или про семью Хань, или про детей с красными огоньками. Но ничего такого не нашлось.

Отец играл с ним несколько раз в день. Цзы рос, постоянно ощущая ласковые прикосновения отцовских рук и видя его улыбку. Отец хвалил его, когда он узнавал что-то новое, и Цзы ежедневно стремился научиться чему-нибудь, о чем можно было рассказать отцу.

– Ты записываешь мое имя как «Тзу», – сказал Цзы, – хотя оно произносится «Цзы». «Тзу» – это старая система… Уэйда – Джайлса. Новая называется «пиньинь».

– Превосходно, мой Цзы, мой маленький повелитель, – сказал отец.

– Есть еще одна письменность, намного более старая, где для каждого слова своя буква. Ее было очень сложно изучать, а вводить в компьютер еще сложнее, и правительство перевело все книги на пиньинь.

– До чего же умный малыш, – улыбнулся отец.

– Так что теперь люди дают детям имена, которые пишутся по старой системе Уэйда – Джайлса, потому что не хотят забывать утерянную славу древнего Китая.

Улыбка исчезла с лица отца.

– Кто тебе это рассказал?

– Прочитал в одной книге, – ответил Цзы, беспокоясь, что чем-то разочаровал отца.

– Что ж, это правда. Китай лишился своей славы. Но однажды он вернет ее себе, и весь мир увидит, что мы по-прежнему Срединное царство. И знаешь, кто вернет Китаю эту славу?

– Кто, папа?

– Мой сын, мой маленький повелитель, Хань-Цзы.

– И куда делась слава Китая, которую я должен вернуть?

– Китай был центром мира, – ответил отец. – Мы изобрели все, что есть на свете. Но варварские царства вокруг Китая украли наши идеи и превратили их в ужасное оружие. Мы их не трогали, но они не желали оставить нас в покое и в конце концов пришли, чтобы разрушить власть императоров. Но Китай продолжал сопротивляться, и одним из величайших генералов в последние годы империи стал твой прославленный предок, Юань Шикай [21] Китайский военный и политический деятель (1859–1916). В 1912 году стал первым президентом Китая, в 1915 году объявил себя императором, однако незадолго до смерти был свергнут. Последний человек, носивший титул китайского императора. Современная трактовка личности Юань Шикая весьма далека от того романтичного ореола, о котором пишет Орсон Скотт Кард. (Примеч. ред.) . Императоры были слабы, а революционеры – сильны. Юань Шикай понимал, что слабые императоры не смогут защитить Китай, и подчинил себе правительство. Он сделал вид, будто соглашается с революционерами Сунь Ятсена [22] Китайский революционер и политик (1866–1925). После смерти получил титул «Отца нации». (Примеч. ред.) , но затем уничтожил их и захватил императорский трон, основав новую династию. Однако затем его отравили изменники [23] Это легенда. В действительности Юань Шикай умер от уремии. (Примеч. ред.) , и он умер незадолго до вторжения японцев [24] Японо-китайская война (1937–1945) началась через много лет после смерти Юань Шикая. Подобная путаница говорит о том, насколько обрывочными были сведения об истории Китая даже у такого патриота, как отец Хань-Цзы. (Примеч. ред.) . Китайский народ понес наказание за смерть Юань Шикая – сперва пришли японцы, погубив многих, а затем власть перешла к коммунистам, которые правили подобно злобным императорам в течение ста лет, богатея за счет порабощенного китайского народа. Если бы ты только знал, как мечтали китайцы о временах Юань Шикая! Как же они жалели, что его убили до того, как он сумел объединить Китай против варваров и угнетателей!